Куда уж хуже. Реквием заговорщикам

– Где ты была? Мы все переполошились.

– Потом расскажу. Мне бы поесть, помыться и поспать.

* * *

Интересно было взглянуть на лица Маши и ее друга в момент моего появления в доме. Всегда беспечные, на этот раз они выглядели испуганными. И навряд ли причиной их испуга было беспокойство по поводу моего исчезновения. В условиях, в которых мы находились, можно было ожидать самого худшего, вплоть до повторения трагического случая с лосем. А почему бы и нет? Разве не могла я попытаться перелезть через ограду по каким-то своим причинам? Ведь они не предупредили нас открытым текстом, что мы в принципе находимся в плену. И про ток высокого напряжения тоже ничего не сказали. Поэтому испуг на их физиономиях можно было приписать страху перед Рюриком и всем командованием этого, как я уже начала догадываться, военного лагеря, который находился в пике напряжения перед грандиозной смертельной акцией. Согласна, что мой приезд в Нагорное и встреча Маши с отцом были для нее настолько несвоевременны, что это просто невозможно выразить словами. Как дочь своего отца она не могла хотя бы чисто внешне не оказывать мне знаков внимания. Но как Маша Плужникова, попавшая под влияние Стаса, изменившего все ее представления о жизни, она внутренне должна была сопротивляться моему здесь пребыванию. Я и трое моих помощников мешали естественному ходу событий. Мы были чужаками, причем любопытными и в силу этого опасными. (Чего нельзя было, кстати, сказать о моих телохранителях, которые никак не проявляли своего любопытства и всю дорогу играли в теннис, да по нескольку раз на дню наведывались в столовую). Короче – отдыхали.

Больше того, мне уже как-то не верилось, что Маша со Стасом ездили каждое утро в Москву, только чтобы поесть булочек с горячим шоколадом. Наверняка они посещали Пушкинскую площадь как связные, каким-то образом обменивались там информацией.

– Таня, где же вы пропадали? – бросилась ко мне Маша и взяла за руку, словно проверяя, не призрак ли перед ней. – Мы обошли весь лагерь… (Наконец-то я услышала истинное название этого места: лагерь.) С вами все в порядке?

– Абсолютно. – Я смотрела на нее в упор и пыталась понять, видела ли она, как я выпрыгиваю из окна Паши, и вообще, не блефовал ли он, когда говорил о том, что она может приревновать его ко мне. А что, если к нему приходила совершенно другая женщина? Или мужчина?

Маша была красивой девочкой, и, не скрою, мне доставила удовольствие мысль о том, что я провела несколько часов в постели с Пашей. Возможно, и этот факт имел отношение к моему внутреннему протесту против всего, что я сегодня увидела и услышала.

Я понимала, что выгляжу не лучшим образом. Мои прыжки из окон, лежание на лесных тропах да и вообще мои действия на протяжении всего дня сказались на состоянии одежды и особенно волос. Конечно, мне бы не мешало помыться и причесаться. Но еще больше мне не помешало бы поесть.

Поэтому, увидев перед собой накрытый для ужина стол с массой холодных закусок, я, забыв обо всех приличиях и подчиняясь лишь инстинкту самосохранения (и закону чревоугодия), набросилась на еду. Где-то боковым зрением я видела стоящих в комнате Машу, Стаса и Павла, но мне в тот момент не было до них никакого дела.

Маша выручила меня, проронив растерянным голосом:

– Пора к столу, – и уже более громко и уверенно (надо же, успела научиться властвовать над людьми) крикнула: – Катя, подавай пельмени!

После холодной курицы, салатов, пельменей и десерта я чуть не уснула прямо за столом.

Во время ужина велась дежурная беседа о теннисе, мячах, подачах и прочей чепухе.

Я упорно молчала. А после ужина, вернее, насытившись и не дожидаясь конца трапезы для всех остальных, я встала из-за стола и, сославшись на усталость, побрела в ванную. По пути я встретила Катю с подносом грязной посуды. Я попросила принести мне что-нибудь переодеться. Мне показалось, что Катя, пожалуй, единственное существо среди обитателей этого дома, нейтрально относящееся ко всему готовящемуся и происходящему. Интересно, знает ли она что-нибудь о заговоре?

Но спрашивать ее с видом полного дилетанта было опасно: она наверняка проинструктирована на этот счет своими хозяевами. И кто знает, вдруг эта ее жизнерадостность и улыбка на лице – тоже маска, как и у Маши? Все они оборотни. И их надо опасаться.