Куда уж хуже?

- Я всегда смотрю их, — сказала она, указывая на телевизор. — Вдруг там будет что-нибудь про тебя.

- Извини, Мэй, — произнес Дортмундер, бросая на журналь­ный столик двадцать восемь тысяч долларов, — но у меня плохие новости.

11

На следующее утро, около девяти утра Дортмундер, зевая, почесываясь и часто моргая, вошел к себе на кухню и обнаружил там веселого Энди Келпа, расположившегося за столом.

Только не это, — пробормотал Дортмундер.

Мэй, которые последние четверть часа слушала, как он бродит из спальни в ванную и обратно, стояла у плиты и готовила ему кофе.

Джон, не ворчи, — сказала она. — Энди заехал сказать «привет!».

Привет, — ответил Дортмундер. Он подсел за стол, наполо­вину занятый локтями Энди, и подвинул к себе «Чириос»¹³, кото­рый любил употреблять с большим количеством молока и сахара.

Энди, худощавый жизнерадостный парень с острым носом, сидел с улыбкой «мечта дантиста», наблюдая за тем, как Дортмундер, словно экскаваторным ковшом, нагребает себе в тарелку сахар.

Джон, что с тобой? — поинтересовался он. — Мэй сказала, что ты сорвал вчера неплохой куш.

Вот как?

Мэй поставила перед ним чашку кофе (много молока, много сахара) и пояснила:

Я знала, что ты будешь не против, если я расскажу Энди.

Как порой ошибаешься в людях! Дортмундер сгорбился и при­ступил к завтраку.

«Cheerios» — американские сухие завтраки производства компании «General Mills». В Европе известны под маркой «Nestle»

Но если ты с наваром и на свободе, почему такое грустное лицо? — не унимался Энди.

Джон, кольцо не столь важно, — добавила Мэй.

Не для меня, — уточнил Дортмундер.

Энди насторожился, словно белка, услышавшая шум от пада­ющего желудя.

Кольцо?

Дортмундер внимательно посмотрел на обоих и спросил у Мэй:

Ты что, рассказала ему не все?

Я решила, что ты сам захочешь.

Не захочу. — И Дортмундер запихнул в рот такое количество «Чириоса», которое позволило бы ему не общаться с внешним миром целую неделю.

Так что пришлось Мэй поведать Энди про посылку из «ФедЭкс», кольцо на память о полузнакомом дядюшке, про то, как оно идеально налезло на палец Джона (по крайней мере, она умолчала о том, что кольцо предположительно приносит удачу, за что он был ей признателен), и про то, как хозяин дома на Лонг- Айленде прошлой ночью украл его.

Во время всего рассказа Дортмундер сидел, сгорбившись, мрачно уставившись в тарелку и жуя «Чириос», и будь он про­клят, если Энди все это время не усмехался.

М-м-м, — выразил он свое мнение с набитым ртом.

Джон, что, все так и было? — воскликнул Келп. — Этот парень снял кольцо прямо с твоего пальца?

Дортмундер пожал плечами и продолжил жевать.

Энди рассмеялся. Вот гаденыш!

Мне очень жаль, Джон, но неужели ты не видишь, как это смешно?

Сволочь. Дортмундер жевал.

Я имею в виду выражение «попался, который кусался». Ты кусался, ты и попался.

Энди, я не думаю, что сейчас Джон способен оценивать юмор, — осторожно заметила Мэй.

Да? Тогда ладно. Сообщи мне, Джон, когда будешь спосо­бен, потому что это действительно смешно. Возможно, этого не следует говорить, но тот парень оказался не промах. Похоже, ом получил изрядный кайф.

Мм-м-нн-мм, — добавил Дортмундер, что означало: «И мое кольцо».

То, что ты не хочешь об этом говорить, я могу понять. В конце концов, он сделал из тебя идиота, оскорбил, выставил на посмешище...

Энди, — вмешалась Мэй, по-моему, Джон сейчас ударит тебя ложкой.

Но, — моментально сориентировался Энди, меняя тему раз­говора, — я приехал не из-за этого. Появилось одно дельце, кото­рое тебя, возможно, заинтересует. Оно связано с морской кон­трабандой изумрудов из Колумбии. Балетная труппа, которая их везет,будет выступать в консерве, и я считаю...

Где они будут выступать? — удивленно переспросила Мэй.

В консерве, — повторил Энди. — Бруклинской Консервато­рии. Там идут многие шоу, которые не подходят для Бродвея, — то ли потому, что они не используют дым-машины, то ли потому, что слишком большие для тамошних сцен. В общем, эта балетная труппа...

Энди заливался соловьем, описывая американскую культуру, историю развития балета в Новом Свете и значение добычи изум­рудов для экономики Колумбии, пока Дортмундер, наконец, не проглотил свой «Чириос», запив его кофе, и не заявил:

Нет.

Что «нет»?

Никаких изумрудов, никакого балета, никаких консервов, короче, ни-че-го!

Но почему?

Потому что я буду очень занят.

Да? И чем же?

Моим кольцом.

Мэй и Энди уставились на Дортмундера.

Джон, кольца у нас больше нет, — напомнила Мэй.

Это пока я не вернул его.

Джон, — спросил Энди, — ты что, намерен связаться с этим миллиардером, как его там, Максом?