В крохотной келье сидят двое-игумен Пахомий да отец Андриан. Неторопливо течёт их беседа под шум ненастья, обо всём вспоминают старцы. Старость уважительна к собеседнику: не будешь других слушать и тебя никто не послушает. Вторую седмицу не прекращается дождь, оттого в келье прохладно, сыро. Пахомий зябко кутается в свою хламиду. Стал он совсем немощным, глаза плохо видят. Да и отец Андриан не помолодел: жизнь — не кобыла, назад не повернёшь, С улыбкой вспоминает он, как бесстрашно бросался в огонь, спасая книги княжича Василия Тучкова, как ввязался в Суздале в кулачный бой между монастырскими и городскими. Ныне сила в руках не та, волосы припорошило снегом. А многих, в том числе и Василия Тучкова, давно уже нет на свете. На днях дошла до него весть: в своём родовом селе Дебала два года назад скончался отец Василия боярин Михаил Васильевич Тучков.
— Четыре года минуло с той поры, как Кудеяр покинул наши места, и вновь тревога одолевает меня: в любой миг я могу скончаться, а он так и не узнает, кто есть, кто его родители.
— Это я виноват, Андриан: воспрепятствовал тебе поговорить с Кудеяром, надеясь, что он долго ещё будет жить в наших краях, ан ошибся. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.
— Вчера был у меня в келье странник и поведал, будто царь Иван Васильевич вновь собирается идти на Казань. И по тому поводу написал он грамоту ко всем нижегородским разбойникам, чтобы они шли дружно под Казань-городок помогать ему воевать татар. За это Иван Васильевич обещал всех разбойников помиловать.
— Видать, Андриан, у разбойников сила великая, коли сам царь на подмогу их кличет.
— Верно, Пахомий, молвил. Странник сказывал: ой как много людей по лесам скрывается! Есть среди них настоящие тати, те ни за что ни про что убить человека могут. Но больше таких, кто в лес от боярской кабалы подался. Те люди татями поневоле стали. Среди них немало таких, как Кудеяр: разоряют они бояр, а отнятое у них богатство раздают неимущим. И вот решил я, Пахомий, идти к Казани.
— Мыслимое ли то дело, Андриан? Чует моё сердце: убьют тебя там!
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Коли получил Кудеяр государеву грамоту, непременно пойдёт со своими людьми к Казани. Тут-то мы и встретимся.
— Выбрось из головы эти мысли! Не пущу я тебя на погибель. Не сегодня завтра помру, на кого скит свой покину? Хочу тебя просить быть моим преемником.
— Ворочусь из Казани, тогда и поговорим о том.
— Значит, не хочешь уважить меня?
— Не могу, Пахомий. Дело у меня к Кудеяру есть. Зимой разболелся, так о смерти стал помышлять. Но прежде чем умереть, должен я перед Кудеяром покаяться за свой грех тяжкий, сказать ему, кто мать его, кто отец. Ведомо мне о том, а он не ведает и потому родителей своих не поминает. Хорошее ли это дело? Ныне молчать больше нельзя. Пока он был мал, тайну хранил я, опасаясь за его жизнь. А теперь он в совершенном разуме и полон сил, может постоять за себя. Потому твёрдо намерен я идти к Казани.
Дверь кельи распахнулась, поток солнечного света ослепил стариев.
— Глянь, Андриан, на воле солнышко, оказывается, играет, а мы за беседой и не заметили, что ненастье миновало. Кто это к тебе пожаловал?
На пороге стоял улыбающийся Ивашка, рослый, статный, пригожий лицом.
— Здравствуй, Иванушка! Какой же ты славный стал, писаный красавец. А отец-то твой где, Афонюшка?
— Отец остался в становище Кудеяровом, а меня послал сказать тебе, отец Андриан, что по зову царя Ивана Васильевича все вольные люди во главе с Кудеяром идут в поход на Казань.
— Вот видишь, Пахомий, я не ошибся!
— После казанского похода мы с отцом заедем в Веденеево за Акулинкой и отправимся домой в Москву.
— А Кудеяр куда думает устремиться после казанского похода?
— О том мне не ведомо. Царь обещал пожаловать разбойников, поселить их в казанских землях, а кто пожелает в родные места возвратиться, тому препятствовать не станут.
— Обязательно надо мне, Пахомий, ехать под Казань, боюсь, навсегда разминёмся мы с Кудеяром, и он ни о чём тогда не узнает.
— Вместе с Иванушкой так уж и быть отпущу тебя.
— Когда ты, Ваня, под Казань поедешь?
— Повидаюсь с Акулинкой, пересплю ночь, а наутро — в путь.
— Вместе поедем, согласен?
— Конечно, согласен — вдвоём веселее ехать.