Кудеяр

Наутро он с трудом добрался до мыльни. Напарившись, хватил кружку ледяного, принесённого из погреба брусничного кваса и вдруг согнулся от острой боли в боку. Яркие розовые круги поплыли перед глазами. Потом всё сразу померкло. Бесчувственным внесли дети боярские его в дом, уложили в постель. Лишь через месяц он оклемался.

ГЛАВА 3

Тёплый июньский ветер проникает в открытое окно палаты, в которой бояре готовят юного великого князя к приёму ногайского посла. Вместе с ветром в палату влетают громкие крики сверстников, резвящихся на боярской площадке. А великому князю не до игр, ему подобает в надлежащем виде являться на приёмы послов, нетвёрдой ещё рукой выводить свою подпись на важных государственных грамотах. Правда, всё делают за него бояре и дьяки. Он же подобен кукле, которую наряжают в яркие наряды, сажают в кресло, чтобы присутствующие могли почтительно кланяться ей. И никому невдомёк, что он вовсе не кукла, а живой человек, что ему хочется поиграть вместе с другими ребятами в разные игры.

К каждому из присутствующих у Вани особое отношение, но он успел крепко усвоить, что показывать свою любовь ему нельзя. Если он привяжется к кому-то, того обязательно удалят от него или даже убьют. Так что лучше относиться ко всем одинаково. Но в сердце ребёнка нет одинакового отношения к окружающим. К Андрею Михайловичу Шуйскому, например, он испытывает жгучую ненависть за то, что тот отнял у него добрую мамку Аграфену и Ивана Овчину. К Михаилу Васильевичу Тучкову нелюбовь усилилась после того, как тот перетаскал казну матери в большую казну. Какое он имел право так поступать?

А вот думной дьяк Фёдор Мишурин приятен ему. Фёдор нередко с большим уважением рассказывает мальчику об отце Василии Ивановиче, о порядках, существовавших на Руси во время его княжения. Из этих рассказов Ваня понял, что Фёдор Мишурин, как и он сам, недоволен Шуйскими.

— Пора выходить, — сердито ворчит боярин Тучков, — чего вы там копаетесь?

Фёдор Мишурин незаметно для других ласково потрепал мальчика по голове. Великий князь входит в среднюю княжескую палату степенно, ни на кого не глядя. Так велено ему боярами. По красной ковровой дорожке направляется к огромному креслу и усаживается в него. Присутствующие почтительно приветствуют государя. Ваню всегда поражало противоречие в поступках взрослых. Вот сейчас они, знатные вельможи, земно кланяются ему, обращаются вежливо, изысканно. Но едва закончится приём, о нём и не вспомнят. Никому невдомёк иногда, что ему хочется есть, что на локтях его кафтанчик протёрся до дыр.

Как положено, для бережения государя с правой стороны с величественным видом встал князь Михаил Иванович Кубенский[19], брат дворецкого Большого дворца Ивана Ивановича[20], а с левой — окольничий Иван Семёнович Воронцов. По правую руку великого князя сел добродушный толстяк Дмитрий Фёдорович Бельский, а по левую — боярин князь Иван Васильевич Шуйский. В палате присутствовали другие князья и дети боярские.

Когда Ваня уселся в кресло и наступила тишина, прозвучал голос боярина Тучкова:

— Великий князь всея Руси Иван Васильевич! Бьёт тебе челом посол ногайского князя.

Вперёд вышел человек невысокого роста с тёмными раскосыми глазами.

— Великий князь московский! Мой господин велел сказывать тебе, что он ходил походом на Крым и там поймал изменника твоего Семёна Бельского.

Посол сообщил потрясающую новость. Бояре многозначительно переглянулись, но в палате по-прежнему было тихо.

— И мой господин, — продолжал посол, — решил выдать его тебе, коли ты, великий князь, дашь за него хороший выкуп.

Михаил Васильевич Тучков требовательно глянул в сторону Вани.

— Твои слова, — заученно произнёс мальчик, — мы обсудим вместе с ближними боярами. А пока ступай прочь.

Едва дверь за послом закрылась, в палате поднялся превеликий шум, никто больше не замечал присутствия государя.

— Великий князь должен выкупить изменника, чтобы казнить его! — кричал Иван Шуйский.

— Казнить? — хором завопили сторонники отъезжика. — Разве можно казнить такого знатного человека, как Семён Бельский? Его следует немедленно выкупить и с почётом встретить в Москве!

Поскольку и те и другие были едины в том, что перебежчика следует выкупить, вновь пригласили посла и попросили назвать размер выкупа. Посол заломил такую цену, что бояре схватились за головы. Наконец дело было улажено, и ногаец окончательно удалился.

Ваня слез с великокняжеского кресла и всеми забытый, никому не нужный побрёл по дворцу.

После смерти Елены Глинской в Большом великокняжеском дворце мало что изменилось. Всё совершалось по установленному с незапамятных времён порядку. Всё так же сновали по переходам слуги, величественно шествовали озабоченные государственными делами бояре. И только внимательный человек мог заметить, что установленный порядок соблюдается сугубо внешне. Государственные дела велись с меньшим тщанием, а иногда совсем не так, как завещал Василий Иванович.