Кудеяров дуб

— За что там цепляться? — пожал плечами Мишка. — Все ровно, без задоринки. Я своего врага знал, когда еще без порток бегал. Когда нас со станицы согнали. И то еще в милость, — бедняками признали. Не в Сибирь и не в подвал. Все семейство цело. Наш враг нам очень хорошо известен. А кто против него, тот выходит нам другом. Я знаю, чего хочу. Однако подбавим, подбавим ходу! Этот Шершуков или как его там, велел обязательно к обеду стать на работу. Жмем, Броня! — потянул он за плечо друга, но тот не двинулся. Широко открытыми глазами смотрел Броницын на простор осенней побуревшей степи, раскинул руки, сжав кулаки, так что кости хрустнули, напрягся до боли в плечах.

— И я знаю. Жить! Жить я хочу! Просто жить! Полно! Всем своим существом, всей кровью, всеми фибрами, — свел руки, сжал их, сплел в тугой узел хрустнувшие пальцы.

Я мало жил,
Я жил в плену, 

— не то выкрикнул, не то простонал он.

ГЛАВА 15

Дележку небольшого запаса имевшейся в совхозе муки начали с восходом солнца. Женщины, кто с мешком, кто с ведром, толпились около кладовой и дружно наседали на румяного кладовщика.

— Без бухгалтера не отопру, — твердил тот.

Бегали в контору. Отец Павел сидел там, но благоразумно заперши и дверь и окно.

— Ведомость составляет, — обнадеживали нетерпеливых вернувшиеся от дверей конторы. Тут же, в сторонке, стоял Евстигнеич.

Наконец, когда солнце уже высоко поднялось над дымившейся утренним паром степью, дверь конторы раскрылась, и осанистый бухгалтер, держа перед собою широкий лист ведомости, неспешно сошел с крыльца.

— Погоди еще отпирать, — распорядился он, — сначала я зачту список. Если недовольство какое или у меня самого получилась неточность, заявите. К примеру, Кудинова Мария, сколько у тебя едоков в наличности? Трое? Колька-то у тебя в городе?

— Пятеро! — выскочила вперед бойкая, ладная, как спелое яблочко, и такая же румянистая бабенка. — Пятерых считайте в наличности, отец Павел!

— Вот это здравствуйтепожалуйста, — поклонился ей бухгалтер, выражая этим жестом одновременно удивление и недоверие. — Считаем: ты, две девочки — трое. Положим, Кольку еще из города вернешь. Будет четверо. А кто пятый?

— Андрей Иванович тоже едок. Вот и пятеро, — с долей ехидства тоже поклонилась ему бабенка.

— Ты бы еще дедов и прадедов присчитала! Андрей-то Иванович с год, как мобилизован.

— Аккурат годочек, — еще ехиднее заулыбалась Марья Кудинова. — Что ж тут такого? А он в наличии.

— Что ты мне голову задуряешь! — даже плюнул с досады отец Павел. — Всякому нахальству предел имеется. Раз человек в армии, возможно даже, что и не жив, как его в наличии показывать?

— А вот удостоверьтесь сами. Вот он, как есть, в полном виде! — торжествуя одержанную победу указала Марья на подходящего к кладовой чисто и аккуратно одетого человека. Шел он медленно, несколько смущенно и вместе с тем хитровато улыбаясь свежевыбритыми губами. Подойдя, поклонился бухгалтеру, потом шарахнувшимся от него на обе стороны женщинам. Кладовщику протянул сложенную дощечкой руку.

— Андрей Иванович! Ты ли это или душа твоя неприкаянная? — патетически возгласил отец Павел, подняв над головой лист ведомости.

Евстигнеевич бочком подобрался к пришедшему, осторожно пощупал полу его пиджака и ответил за него отцу Павлу:

— Вполне вещественный. Своевременно из армии смылся, надо полагать.

— В ней и не был ни одного дня, — пожал руку старику подошедший, — год и четыре дня имел подземельное местожительство.

— Ну, дела! — развел руками отец Павел. — Как же тебя, Андрей Иванович, теперь числить?

— Едоком, — услужливо подсказала заскочившая перед мужем Марья, — живая душа питьесть хочет.

— Значит, перерасчет, всю ведомость ломать, — недовольно пробасил священник-бухгалтер.

— Не стоит. Там у меня кой-какой резерв есть, — успокоил его кладовщик, — из него и выделим. А ты где же обретался всё это время, Андрей Иванович?

— Говорю, — в подземельном местожительстве, вроде как бы крота в зимнюю пору или сурка.

— Под печкой погребок вырыли, а поверх сухого будяку навалили, — бойко затараторила, распираемая желанием рассказать все в подробностях, Марья, — там и находился.

— То-то ты и выглядишь бледноватым.

— Кашель одолевать стал, — сыпала Марья.

— Сырость, конечно, — посочувствовал Евстигнеевич, — как-никак, земь. Хотя бы и под печкой.

— Так и сидел весь год? — продолжал изумляться отец Павел. — Без выхода? Чудеса! — Ночами иной раз выходил. В юбку мою и в кофту обряжался, не унималась Марья, торопясь поскорее высыпать весь ворох сенсационных новостей. — Всеволод Сергеевич, — закричал отец Павел подходившему вместе с Ольгой Брянцеву, — полюбуйтесь, какие у нас тут чудеса происходят. Вы этого человека знаете? — В первый раз вижу, — оглядел Брянцев Андрея Ивановича.

— Да что я на самом деле. Конечно, знать вы его не можете. Он до вашего поступления в затвор уединился. Рекомендую: Андрей Иванович Кудинов, огородник нашего учебного хозяйства. Замечателен же в настоящее время тем, что лишь сегодня на свет Божий выполз из подземного пребывания, в коем он провел ни мало, ни много один год.