Кудесник

— Иэн! — Она откинула щиток и шлем и с яростью набросилась на застежки сбруи, действуя самозабвенно, не обращая внимания на немоту и дрожь в пальцах и на заливающие глаза слезы. А когда застежки, наконец, подались, она рывком выбралась из сбруи, обрывая по ходу дела кое-какие из компьютерных контактов. Она бы оборвала их все, если бы это помогло ей быстрее высвободиться. Ладонью она прихлопнула выключатель внутренней двери. Дверь поползла в сторону, и Джилл проскользнула в открывшуюся щель, не дожидаясь, пока дверь растворится полностью. Иэн.

Выбравшись из яйца, она подбежала к краю площадки, откуда было видно другое яйцо, подвешенное посередине металлоконструкций симулятора. Оно было менее, чем в двадцати футах от нее, но с таким же успехом оно могло находиться на Луне. Между ними находилась пустота — и пропасть лабораторного пола под ними.

Дверь яйца все еще была плотно закрыта. Она закрыла глаза и прислонилась головой к металлоконструкциям, борясь с горечью безысходности, заполнившей ее сердце. “Пусть с ним все будет в порядке, — молила она наводящее ужас сооружение из стекла и стали. — Пожалуйста, прошу, пусть только с ним все будет в порядке!”

Знакомое шипение заставило ее открыть глаза. Она поглядела на другую платформу и увидела, как отворилась дверь яйца, и оттуда вышел высокий, до боли дорогой ей человек. Тяжело дыша, он едва доковылял до балюстрады и, уставший от схватки, вцепился в ограждение, чтобы не упасть. Джилл закусила губу, моля небеса, чтобы дело усталостью и ограничилось.

— Иэн?

Он обернулся, услышав свое имя, и дернулся в ее сторону. Покачал головой, желая отогнать наваждение, а затем стал вглядываться в Джилл, словно не веря, что она стоит перед ним. Он попытался что-то сказать, но одышка мешала ему говорить. Зато он так напряженно на нее смотрел, что у нее перехватило дыхание даже на расстоянии. Затем — что было совершенно невероятно — он ей хитро подмигнул.

На большее не было времени. Наносекундой позже Джилл окружил рой деловитых техников и медиков-парапсихологов, натыкавшихся друг на друга, помогая Джиллиан. Прежде, чем она смогла выговорить хоть слово, ей на руку надели манжет для измерения кровяного давления, а в рот вставили градусник.

Тут Джиллиан высмотрела в толпе знакомое лицо, вытащила изо рта термометр к вящему неудовольствию медсестры.

— Феликс, кто эти люди?

— Мы с Сэди решили, что вам по возвращении может понадобиться медицинская помощь, — заявил Феликс, пробираясь к ней. — И пригласили всех медиков, работающих в здании.

— А кажется, что тут собрали всех врачей Майами! — Затем, увидев, до какой степени озабочен Феликс, она положила ему руку на плечо, желая его успокоить. — Простите. Вы поступили верно. Мне просто обидно, что все впустую. Мы так и не нашли Эйнштейна.

— Зато его нашли мы, — проговорил Феликс. — Вы не способны были выделить его визуально, но топологическое наложение на служебное помещение было перегружено загадочными уравнениями шестидесятой степени. Мы засекли корневую точку и начали ее выводить прежде, чем вы сюда вернулись. Если Эйнштейн оставил для нас послание, мы сможем его расшифровать.

— Феликс, но это же чудесно! — заявила Джилл, одобрительно похлопывая коллегу по плечу. — Вот увидишь, что будет, когда ты расскажешь об этом Иэну! Он, наверное, повысит тебя в должности!

— Да я ему уже рассказал! В должности он меня не повысил, но сказал, что хочет немедленно приступить к работе. И уже отправился отсюда к себе в кабинет.

— Отправился отсюда?

“Ушел, не повидав меня? Даже не убедившись, что со мной все в порядке?”

А чего же ей следовало ожидать? Это истинная реальность, а не тонированная в цвет сепии виртуальная реальность “Касабланки”. Место салонных нарядов Ильзы занял функциональный комбинезон. И она переступила через сверкающую, романтическую иллюзию, вновь оказавшись в повседневности, в обыденной жизни. Касабланка — это просто мечта, и случившееся там не играет роли в реальном мире.

Не играет — за исключением одной маленькой детали: в Иэна Синклера она влюбилась.

Она ощутила острейшее разочарование, которое она тотчас же попыталась заглушить гневом.

— Что ж, — пробормотала она, — самое меньшее, что он обязан был бы сделать, — это поблагодарить меня за попытку спасти его жизнь.

— Думаю, что, возможно, он это сделает, — сказал Феликс, засунув руку в карман лабораторного халата и вытаскивая оттуда скомканный клочок бумаги. — Он попросил передать вам это.

Она медленно расправляла записку. В ней оказалась нацарапана одна-единственная фраза, подписанная размашистым “С”: “Заеду за вами сегодня в семь тридцать”.

Всего-навсего договоренность о встрече. Она была бы дурой, если бы увидела в этом нечто большее. Тем не менее, дух ее воспрял. Она ощутила, как разочарование уходит, сменяясь в глубине души всеми красками радости В имитационном мире симулятора она открыла величайшую из истин — любовь.

По неужели радость рассеется под бескомпромиссным светом реальности, подобно искусственному туману “Касабланки”?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ