Кудесница для князя

Сырая прохлада ночи объяла  тело, ещё не погасшее сияние повисло на каждом волоске, точно мелкая водяная пыль. Таскув в первый миг прикрыла обнаженную грудь руками, но нашла силы опустить их и поднять глаза на любимого. Унху сглотнул, обволакивая её взглядом. Без доли стеснения, с одним только бесконечным желанием в нём. Он шагнул к ней, неспешно и мягко провёл ладонью по щеке, беспрестанно любуясь тем, что открылось теперь его взору. Притянул к себе, согревая, завладел губами. Поцеловал неспешно и мягко, лаская, распаляя желание.  Лишь на миг отстранился, сняв рубаху, а затем опустился на войлок и потянул за собой. Таскув села рядом и мгновенно оказалась в кольце сильных рук.  Охотник опрокинул её на спину, пробежалась вереница его жадных поцелуев по плечам и шее. Они обжигали кожу, точно падающие с неба раскалённые хлопья пепла. Дыхание вдруг стало неровным, не помещаясь внутри. С каждым ударом сердца разбегались по телу горячие потоки и скапливались подрагивающим клубком внизу живота. Руки Унху, мозолистые и шершавые, на удивление бережно то скользили по талии, то спускались по бёдрам, сдавливая до легкой боли. Таскув обхватила охотника лодыжками, прижимаясь сильнее и чувствуя его напряжение. Запустила пальцы в волосы и выгнула спину, когда ртом он принялся неспешно ласкать её грудь. От умелых  прикосновений его языка и губ тело переполнялось неведомой доселе истомой. Невыносимой, жгучей, вырывающей стон из самого нутра. Тихий и дикий одновременно. Таскув сжала колени, заключая Унху в плен – “Не отпущу!”. Охотник лишь крепче обхватил её руками, приподнимая, словно хотел стать ещё ближе.

Сегодня они станут единым целым.

Но где-то в глубине разума билась одна мысль, не давая покоя. Словно мелкая заноза, которую не вдруг достанешь. Она почти погасла под напором жаркого вожделения, но тут Унху выпрямился, развязывая тесьму штанов – и колючее сомнение вспыхнуло с новой силой. Что если Таскув, впервые возлежав с мужчиной из своего рода, шаманский дар всё же потеряет? И благословение Калтащ-эква не поможет его сохранить? Таскув хотела верить в её милость, но знать бы наверняка… Ни разу ещё не случалось такого, потому как ни одна шаманка не шла против слова старейшин. А как же теперь? Назойливой колотушкой забились в висках недавние слова Ланки-эква: “Будешь жалеть…”

Таскув взглянула на Унху, такого близкого и желанного, и вдруг поёжилась от холода. К утру воздух совсем выстыл, ведь и днём солнце нагрело его не слишком щедро. Она схватила охотника за руку, останавливая. Тот, справившись с завязками, поднял на неё затуманенный взгляд, не понимая, что случилось.

– Я не могу… Не сейчас.

Унху нахмурился.

– Ты шутишь?

Таскув покачала головой. Не глядя, сгребла в охапку лежащее рядом платье и поспешно натянула его. Стало теплее и легче.

– Я не могу лишиться дара богов сейчас, – сбивчиво начала она объяснять. – Вдруг я всё же его лишусь? Как же я тогда помогу княжичу? Как излечу его? Они надеятся на меня. Они ждут, что я помогу!

Таскув огляделась в поисках парки. Унху вдруг больно схватил её за запястья и тряхнул.

– Посмотри на меня! – почти крикнул он. – Ты серьёзно?! А как же ритуал? Мы так долго шли сюда! И должны его закончить.

Таскув взглянула на охотника, выкрутила руки, освобождаясь. Его глаза полыхали, но не отражением огня, а распалённым желанием. И обидой. Наверное, еще более жгучей, чем неудовлетворённое вожделение.

– Если я не узнаю, что с княжичем Ижеславом… Я буду жалеть, что не помогла человеку. Дала ему умереть.

Унху ударил себя ладонями по коленям и встал, давя стон разочарования. Порывисто встрепал волосы, отвернувшись, а затем оглянулся через плечо.

– С каких пор тебе есть дело до людей с запада? Разве когда-то они заботились о нас?

Таскув поднялась и одёрнула платье, натянула скинутые раньше сапоги.

– Люди с запада тут ни при чём. Я умею исцелять, и худо будет, если я добровольно откажусь помочь кому-то. Подло! Права была Эви: всё, что я задумала – подло. А ритуал мы можем завершить и позже. Ведь Калтащ-эква​ уже соединила нас. Мы вернёмся...

Охотник прервал её громким хмыканьем. Он хотел ещё что-то возразить, но не стал, лишь хлестнул упрёком во взгляде и тоже принялся одеваться.

Затушив огонь, они в полном молчании вернулись в лагерь. А там уже многие не спали. Елдан шумно ругался с сыном, который всё проворонил. Смилан стоял тут же и наблюдал за их перепалкой с холодной усмешкой на губах. Эви сидела у костра, обхватив ладонями щёки, словно ужасалась тому, что натворила. Похоже, сонный отвар не всех свалил одинаково надёжно. Да какая теперь разница?

Лес полнился людским раздражением и злобой. От этого становилось тошно.

Таскув прибавила шагу и первой вышла на свет костра.

Елдан смолк и обернулся. Прошил негодующим взглядом насквозь, а затем упёрся в Унху. И, видно, что-то на лице охотника заставило надзирателя не убить его тотчас же.