Кудесница для князя

Таскув пожала плечами. Верно, не ради него. Ради себя, Унху и любви, что они несли в сердцах. Ради его дыхания рядом по утрам и взгляда, полного силы и ласки одновременно – так он смотрел всегда лишь на неё одну. Никакая девушка в пауле не привлекала его, хоть и жадные до внимания охотника находились – да и не удивительно. Пусть и сирота он с детства, а из хорошей семьи: обо всех его братьях да сёстрах всегда доброе говорили. Добытчик он справный, от работы никогда не отлынивал: за таким спокойно будет всю жизнь – и дом, оставшийся ему от родителей, он в порядке держал. Да и красив, чего уж скрывать: по-особому, неведомым  притяжением в глазах и улыбке он тянул  к себе. И с судьбой мириться он так же, как и Таскув, не хотел. Поэтому-то она и бросилась в дорогу, обо всём и всех позабыла – да чуть не наделала скверных дел. Как бы она сейчас в глаза Отомашу смотрела, как бы выдержала нападки Смилана, который теперь, похоже, ей вовсе не верил?

Они с Эви снова замолчали, глядя в разгоняющий прозрачный утренний туман костёр. Помалу начали выбираться из палаток воины, вяло озираясь. Зелье всё ж сильное Таскув накануне замешала – после него и худо бывает иной раз. Но ничего, продышатся скоро на утренней прохладе, остро пахнущей пихтовой хвоёй.

– А ты что же? – решила она заговорить о другом, разглядывая мужей вокруг. – Показала бы мне хоть того, за кем из паула ушла.

Лёгкая улыбка вновь сползла с лица Эви. Она помолчала, теребя в пальцах небрежно сорванную травинку, и отбросила её в сторону.

– Думается, не замечает он меня вовсе. Права ты была. Но теперь уж домой не поверну. С матушкой и тобой дальше пойду, пока не гонят.

Она разочарованно дёрнула уголком губ и отвернулась. Таскув тронула её за плечо, пытаясь заглянуть в лицо.

– Хочешь, у Отомаша спрошу, как зовут да кто таков? Или у Смилана. Расскажут, небось. А там, поди, найдём к нему дорожку.

Эви посмотрела на неё, словно на дурную. Хитрить да изворачиваться она не привыкла, у неё-то душа всегда нараспашку, лицо открытое: всё по нему прочесть можно. Это Таскув заигралась, сама себя перемудрила, а Эви ничего скрывать не умеет. А потому мысль о том, чтобы зазнобу в сети девичьи заманить, её, скорее, пугала.

– Брось, – она недоверчиво усмехнулась. Отмахнулась даже, словно подруга ей что непотребное предлагала.

– Так и будешь молчать, значит? – вздохнула Таскув. Ты ж погляди, какое упрямство её взяло. Не дождавшись ответа, она добавила ласково, коротко сжав локоть сестры: – Коль надумаешь, я помочь постараюсь. Не хотелось бы, чтобы это всё зря было.

– Надеюсь, не зря, – та благодарно улыбнулась.

Скоро среди остальных появился и Отомаш, чуть шало позёвывая.Он-то вечером отвара больше всех выпил, всё нахваливал, какой ароматный да вкусный получился – вовек не напиться! Знать, тяжко ему вставалось: только сын растолкать сумел. А Смилан будто бы растерял всю лучезарную приветливость и теперь посматривал на Таскув настороженно и ещё более въедливо, чем раньше. Мужи долго о чём-то разговаривали, стоя у палатки, воевода то и дело прикладывался к меху с водой, слушая отпрыска. Таскув не выдержала и сама направилась к ним. День разгорается. Пора и к Ойка-Сяхыл идти.

Отомаш встретил её насмешливой ухмылкой.

– Здрава будь, кудесница, – громко приветствовал он, отдавая мех Смилану и утирая влагу с усов. – Славно вы с Унху позабавились этой ночью, я слышал. Друг он тебе, значит… Хах!

Он беззлобно покачал головой: знать, намерения, с которыми Таскув в дорогу отправилась, не так тревожили и задевали его, как сына. А тот, вишь, осерчал прям до лютости, теперь всё в холод кутает, как ни взглянет.

– Здрав будь, Отомаш, – кивнула Таскув. – Рассвет уже разгулялся. Значит, мне нужно идти.

Воевода согнал с губ улыбку.

– Что ж, пора, пожалуй, коль не передумала. А то вон Смилан винит тебя в том, что ты людей моих в провожатые себе взяла, чтобы лишь сюда добраться.

Таскув посмотрела на его сына – словно в стену каменную лбом ударилась. Ох, не поверил её оправданиям, теперь нового обмана ждёт.

– Не передумала.

– Вот и хорошо, – Отомаш хлопнул в ладони. – Мне ж до ваших печалей сердечных, правду сказать, дела нет. Пусть и против рода вы пойти решили – то ваша воля. Мне только важно, чтобы ты Ижеславу помогла.

Его откровенность кольнула неприятно – хотя чему удивляться? У всякого племени свои устои и заветы, предками начертанные. Блюсти их или попирать, словно дорожную пыль, каждый сам решает.

Таскув собрала всё, что нужно для обращения к Мир-Сусне-Хуму, закинула за спину  бубен и тучан. По приказу воеводы ей привели белого жеребёнка, который без устали прошёл с ними весь тяжёлый путь. Она погладила животину по мягкой морде, пропустила сквозь пальцы короткую, только недавно остриженную гриву. Ни разу она не приносила кровавой жертвы: боги уберегли от надобности. А теперь почти своей кожей чувствовала остриё лежащего в тучане ритуального кинжала. Её рука не должна дрогнуть.

– С тобой точно не нужно никого отправить, светлая аги? – показалось, с искренним участием спросил напоследок Отомаш.

Она помотала головой.