Кудесница для князя

Она вдруг ухнула вниз, словно к земле её за привязь дёрнули, и очнулась уже снова на лавке. Таскув всё так же сидела рядом, но руку отпустила.

– Это не ты, – только и сказала. – У тебя нет таких сил.

Латеница усмехнулась горько. Не то чтобы она сожалела, что её дар вовсе не так силён, как о нём все думают. Но становилось иногда обидно, что хоть и владеет она некой волшбой, а так мало, что и говорить смешно.

– Растерялся, видно, мой дар где-то по дороге.

– Это во благо тебе, – шаманка встала и нетвёрдыми шагами дошла до своего заплечного мешка.

Женщина, что до этого ни во что не вмешивалась, встрепенулась и подала ей кружку с водой или отваром каким. Таскув благодарно пробормотала что-то на своём языке. Сделала пару глотков и глаза прикрыла.

– Я и с такими умениями достаточно натерпелась, – проворчала Латеница, наблюдая за ней.

Вогулка усмехнулась одним уголком рта: и вдруг заметно стало, что и её саму подлечить не мешало бы. То ли в дороге устала, то ли тревожило и печалило её что – а на свету видно, что нехорошо выглядит.

– Теперь дальше заклятье, что на княжиче лежит, распутывать, – неведомо кому сказала Таскув, неподвижно глядя перед собой.

– Смилана отпустят? – осторожно обратилась к ней Латеница, не зная, уходить можно или дальше ждать.

– Ижеслав решит.

Таскув совсем помрачнела и слишком громко поставила кружку на стол.

– Смилан никогда бы не удумал зло против брата. Он слишком его уважает и любит, – зачем-то начала оправдывать его Латеница. – Они ведь в этих землях уж какую зиму вместе проводят.

– Тебе виднее, – оборвала её шаманка.

Но глазами заинтересованно сверкнула: нарочно показать хочет, что безразличен ей Смилан. Но откуда тогда взялось то тепло, с которым она на него смотрела и которое разливалось в её душе возле него?

– Отец меня по сговору за него выдаёт, – призналась Латеница, как на духу.

Обе вогулки вперились в неё, словно продолжения ожидали. Но она не нашлась больше, что добавить – и так всё ясно.

– Меня тоже родичи хотели замуж за того, кто им нужен, отдать, – севшим голосом вторила ей шаманка. – Я сбежала. Но счастья мне это не принесло. Может, и надо было…

Она вдруг тряхнула длинными, до пояса, косами, отворачиваясь. Старшая подруга погладила её по руке и тихо сказала что-то. Таскув всхлипнула громко и прикрыла губы рукой, явно удерживая слёзы. В груди защемило. Латеница подошла и обняла девушку за плечи.

– Всё у нас будет хорошо, – прошептала на ухо. – Обязательно будет! Надо только подождать.

– Может, и будет, – шмыгнув носом, вогулка смущённо отстранилась. – Да, видно, не здесь и не сейчас.

Улыбнулась вдруг, спешно утирая с щеки влажную дорожку. И Латеница поняла: что ж она, утешает её, а ведь сама, получается, между ними со Смиланом стоит. Не слепая ведь: видела, как смотрит на маленькую шаманку княжич, а та и ответить ему боится, хоть и хочет. И горько так стало оттого, что ничего она с этим не может пока поделать, не может отойти в сторону, словно привязанная.

– Прости меня, – проговорила она.

И шаманка кивнула, вмиг поняв, о чём ей сказано.

Они втроём ещё посидели немного молча, а затем Таскув громко вздохнула.

– Ну, что ж. Идти к Ижеславу надо, раз всё так легко прояснилось.

На этот раз старшая вогулка пошла за ними. И Латеница словно чувствовала спиной, что и та силами непростыми обладает, и будто бы схожи они с даром Таскув, повторяют его плетением жизненных потоков. Родственницы они, не иначе.

Знать, недолго они в женском тереме пробыли: мужи из покоев Ижеслава и не расходились ещё. Но у них разговор, видно не ладился.

– Латеница заклятья не творила, – едва не с порога громко и уверенно заявила вогулка, будто и не плакала тихо в горнице совсем недавно.

Облегчение пронеслось по лицу Ижеслава, но в следующий миг он снова сдвинул брови.

– Это хорошо, но что делать со словами зырянского языка? Вины, которую он Смилану вменяет, это не оправдывает.

– Это уж тебе решать, Ижеслав Гордеич, – смиренно наклонила голову Таскув. – Моё дело тебя лечить и от заклятья спасти пытаться. Да только мне убедиться пришлось на себе, как зырянский шаман голову морочить горазд. Уж не было ли в словах его человека злого умысла?

Княжич сжал губы, посмотрев на брата. И поверить Таскув ему,  видно, хотелось, и опасался. Сейчас  в такие времена, что и родича проверять приходится. А Смилан, кажется, на него и внимания не обратил: всё на шаманку смотрел, словно лишь её слова были для него важны.

– Давай так сделаем, Ижеслав, – заговорил наконец Отомаш, и от звука его голоса внутри сладко замерло. – В темницу сажать, конечно, не станем, но пусть мои кмети за ним присмотрят. А там, может, успеем ещё чего узнать. Зырянин пока в наших руках.

– Думаю, так будет справедливо, – согласился тот и на Латеницу взгляд перевёл. – Ты уж прости меня, что обвинил. Но теперь никто не знает, откуда подвоха ждать.

Та лишь плечами пожала: держать зло на княжича она и не думала. Хорошо, что Таскув оказалась способна распознать, что заклятье – не её рук дело. А то могло бы совсем скверно закончиться.