В общем, она завидовала подруге, которая тем не менее постоянно жаловалась на свою участь, на несправедливости материнства или на унизительность работы по дому, связанной с уходом за детьми. Единственным, на что она никогда не жаловалась, был муж, и, возможно, именно по этой причине он стал для журналистки главным объектом зависти, до такой степени, что ее собственный муж стал казаться ей недостаточно хорошим. Муж подруги был выше и красивее ее собственного, отличался невероятной харизмой и общительностью, обладал огромным количеством физических и интеллектуальных талантов, выходил победителем во всех играх и мог похвастаться большими познаниями в любой теме. Кроме того, он был очень домашним и казался идеальным отцом: проводил много времени в саду или на кухне, готовил с детьми еду, ходил с ними в походы или плавал под парусом. А самое главное, он сочувствовал жене и всегда одобрял ее возмущение по поводу того, как тяжело приходится женщинам, при этом всячески стараясь облегчить ей жизнь.
– Мой же муж, – сказала она, – не отличался хорошей физической формой и проводил столько времени в своей юридической фирме, что бо́льшая часть нашей повседневной жизни проходила без него, и эти его недостатки – которые втайне вызывали у меня злость и возмущение – я усердно замалчивала, вместо этого хвастаясь тем, какой он значительный человек и как много он работает, так что мне даже почти удавалось скрывать собственные чувства от самой себя. И только когда мы встречались с подругой и ее мужем, вероятность того, что правда выплывет на поверхность, возрастала, и иногда я задумывалась, догадывается ли мой муж о моих мыслях или, может быть, тайно подозревает, что я влюблена в этого другого мужчину. Но если это была любовь, – сказала журналистка, – то такая, которая в Библии называется алчностью, и муж моей подруги больше всего наслаждался тем, что его вожделеют. Я никогда не встречала мужчину, который бы так усердно соблюдал приличия, – сказала она, – до такой степени, что я стала видеть в нем что-то женское, несмотря на его явную мужественность. Глубже всего я чувствовала родство с ним в те моменты, когда хвасталась рабской преданностью своего мужа работе, а он точно так же вставал на сторону жены и описывал некоторые унизительные аспекты ее жизни как женщины. Мы отчасти узнавали друг в друге себя: мы нравились друг другу потому, что нравились сами себе, хотя никогда это не обсуждали, потому что в таком случае картинки наших жизней, которые мы нарисовали, рассыпались бы. Моя подруга однажды призналась, – продолжила она, – что ее мать сказала ей, что она не заслуживает своего мужа. И тогда я втайне согласилась, но при разводе эти слова приобрели совершенно другое значение.
С каждой новой историей, которую она слышала за кухонным столом, сказала журналистка, она всё больше и больше удивлялась характеру этого мужчины, которого в свое время считала таким привлекательным, и даже сейчас, с доказательствами перед глазами, ей было тяжело осудить его. И она смотрела на своего собственного мужа, который терпеливо сидел за столом, с вежливым видом слушая их подругу, хотя страшно устал после работы и даже не успел переодеться, и заново удивлялась, что сделала такой разумный выбор. Чем более ужасные вещи подруга рассказывала о другом мужчине, тем больше сама она надеялась, что никто не заметил, как сильно он ей нравился, и дошло до того, что она начала жестко его критиковать, хотя втайне всё еще верила, что подруга может преувеличивать. Ее муж, как она заметила, тоже был необычайно критичен по отношению к мужу подруги, так что она начала осознавать, что всё это время он его ненавидел.
– Стало казаться, – сказала она, – что каким-то образом их семья разрушилась из-за нас, как будто моя тайная любовь и его тайная ненависть сговорились и уничтожили предмет их разногласий. Каждый вечер, когда наша подруга уходила домой, мы сидели и тихо обсуждали ее ситуацию, и я чувствовала, будто мы вместе пишем историю, – сказала она, – в которой могло произойти то, что никогда не происходило в реальности, и могла восторжествовать справедливость, и всё это, казалось, рождается из наших мыслей, но вот только оно происходило еще и в действительности. Мы стали так близки, как не были уже давно. Для наших отношений это было хорошее время, – сказала она с горькой улыбкой. – Будто всё то, чему мы завидовали в другом браке, было высвобождено и передано нам.
Она повернула голову, всё еще улыбаясь, и посмотрела с холма на город, где машины роем двигались по дорогам вдоль реки. Ее характерный нос, который анфас слегка портил ее правильное лицо, в профиль был довольно красив: он был вздернутым и курносым, с высокой выступающей переносицей, как будто кто-то нарисовал его по особому праву, чтобы обратить внимание на соотношение между судьбой и формой.