Переночевать он остановился в маленьком городке под названием Твиненхэм. Уснул он легко. Он убедил себя, что разорение дома Трентонов – не мщение, но акт революционной анархии, направленный против пары буржуазных свиней, готовых подчиняться любым фашистам, лишь бы те позволили им наслаждаться своим мещанским раем. Это был почти героический поступок, его способ сказать «власть народу», что он говорил во всех своих стихах.
Засыпая, он подумал, что первым делом решила Донна, когда вернулась домой с ребенком. Эта мысль заставила его уснуть с улыбкой на губах.
В полчетвертого Донна поняла, что почтальон сегодня не приедет.
Она сидела, обняв одной рукой полусонного Тэда. Его губы распухли от жары, лицо покраснело. Осталось еще немного молока, и скоро она напоит им Тэда. Солнце в последние три часа пекло невыносимо. Даже с приоткрытыми окнами температура в машине была не меньше тридцати восьми градусов. Так бывает, если надолго оставить машину на солнце, но в нормальных условиях можно открыть окна, включить вентиляцию и ехать. «Ехать» – какое сладкое слово!
Она облизнула губы.
На короткое время она открывала окна, но боялась оставить их так. Она могла получить солнечный удар. Жара пугала ее в первую очередь из-за Тэда, но еще больше она боялась, что в окне вдруг снова появится собачья морда, пускающая слюну и глядящая на нее красными глазами.
В последний раз она открывала окно, когда Куджо уходил в сарай. Но теперь он вернулся. Он сидел у сарая, опустив голову, и смотрел на «пинто». Пыль у его лап была влажной от слюны. То и дело он рычал и хватал зубами воздух, будто ему что-то мерещилось.
Донна рассуждала рационально. Она не верила в монстров из шкафа; она верила в реальные, осязаемые вещи. Ничего иррационального в бешенстве сенбернара не было; просто больной пес, укушенный лисой или скунсом. Он вовсе не был божьим мщением, этаким Моби Диком, четвероногим роком.
Но… она совсем уже собралась добежать до крыльца, когда Куджо вышел из сарая. Тэд. Нужно подумать о нем. Нельзя больше выжидать. Он уже стал говорить бессвязно, а глаза его смотрели на нее зачарованно, как у боксера, получившего серию ударов и ждущего только последнего, чтобы рухнуть на ринг. Все это пугало ее и напоминало, что испытанию подвергаются ее материнские чувства. Тэд не мог ждать. Но он же и удерживал ее в машине, потому что она боялась оставить его одного.
Пока Куджо не вернулся, она собиралась с духом, чтобы открыть дверь, снова и снова проигрывая в уме свои возможные действия. Она сняла рубашку и теперь сидела за рулем в своем белом лифчике. Когда она побежит, то обернет рубашкой руку. Плохая защита, но лучше, чем ничего. Она может разбить стекло и зайти в дом. Даже если внутренняя дверь заперта, она как-нибудь проникнет туда. Как-нибудь.
Но Куджо вернулся и расстроил все ее планы.
«Уходи, – мысленно приказала она псу. – Уходи в сарай, сволочь».
Куджо не двигался с места.
Она облизала губы, распухшие не меньше, чем у Тэда.
– Как ты, Тэдди? – Она осторожно убрала его волосы со лба.
– Тсс, – бессвязно пробормотал Тэд. – Утки.
Она потрясла его:
– Тэд! Какие утки? Ты слышишь меня?
Он открыл глаза и огляделся, маленький мальчик, испуганный и смертельно уставший.
– Мама! Мы поедем домой? Мне жарко…
– Поедем, – пообещала она.
– Когда, мама?
…в семи милях от города.
Но так и было. И не старайся с этим спорить, дорогая. Если хочешь, верь, что этот пес – судьба, или Божеское наказание, или даже реинкарнация Элвиса Пресли. Это не меняет дела. В этой ситуации, когда речь идет о жизни и смерти, нужно думать о другом.
– Ну когда, мама? – Он смотрел на нее заплаканными глазами.
– Скоро, – сказала она мрачно. – Очень скоро.