Куинджи

Дмитрий Вощинин Куинджи

Х у д о ж н и к

В Воронцовском дворце Крыма поражает божественно проникновенный свет картины «Христос в Гефсиманском саду». При соприкосновении со страницами жизни художника предстает яркая самостоятельно реализованная неповторимая личность, будто неотделимая от вероятной задумки Творца. Рожденный с этим промыслом Божьим живописец, порой не осознавая, направлял все свои стремления внутреннему зову – понять, пропитаться и реализовать себя в задуманном. Оказалось, что для этого нужно лишь чувствовать себя независимым в жизни, ощущать благородную божественную силу и в полной мере словно музыкой наслаждаться световой палитрой преображения природы. Рядом с ним становится ближе и понятнее безгранично емкое слово – любовь.

Немало осталось странных, противоречивых и на первый взгляд не совсем понятных историй о необычайно целеустремленном, самобытном и неповторимом художнике Архипе Ивановиче Куинджи*, для которого главной чертой была непосредственность восприятия окружающей жизни, творческий поиск ее истинных красок и едва приметных тонов созерцания света.

Автор этой повести надеется, что для читателя этот живописец станет примером независимого и талантливого человека, в полноте любви ко всему, что его окружало. В своих поступках и художественных образах он был по-настоящему новатором, и несмотря на отсутствие систематического образования традиционной школы живописи, остался самородком – победителем и неповторимым примером для своих учеников. Можно набраться смелости в предположении, что многие его черты действительно будто сотворены «по образу и подобию».

*– А.И. Куинджи – портрет работы Виктора Васнецова. 1869 год.

Часть первая – Становление

Глава первая – Поиск пути.

Иван Константинович в хорошем настроении вышел на балкон своего нового и со вкусом обустроенного дома. Каждая комната, включая приемную, покои, выставочный зал и мастерскую в форме просторной студии были лично продуманы молодым хозяином.

Природа баловала его сегодня, и он, как всегда, перед тем, как подняться в мастерскую, через открытое окно любовался свежим утром и бухтами морского берега. Яркое солнце и прозрачно-голубое небо нежно разделяло горизонт и меняющийся морской пейзаж, напоминающий своим очарованием безграничность времени и самой жизни.

В душе сорокалетнего полного сил Айвазовского было спокойно: он уверенно смотрел вперед. Уже написаны известные всему миру картины «Чесменский бой» и «Девятый вал», многое задуманное приятно будоражило кровь и воодушевляло творческие силы. Сейчас все казалось «под стать» зрелому человеку для свершения и воплощения.

После пребывания и работы в Италии, куда он несколько лет назад отправился в качестве отличившихся учеников Императорской Академии художеств, молодой художник уже получил известность на европейских выставках. Иван Константинович мог теперь вправе наслаждаться предоставленной ему возможности построить собственный дом и жить в родном городе.

Феодосия, где он родился, всегда казалась ему колыбелью жизни и мечты, и он чувствовал необъятную любовь и преданность к ней. После учебы, работы в Петербурге и заграничной жизни, его нестерпимо потянуло именно сюда.

Жена была категорически против, но Иван Константинович после долгих переживаний все-таки покинул величавую столицу. Это стало размолвкой со второй половиной, но Иван Константинович был непреклонен и родной город принял и сделал все, чтобы в свою очередь прославить его. Дочь Елена последовала за отцом и тоже была счастлива в Феодосии.

В этот день к нему на прием пришел необычный посетитель – юноша, желающий учиться у него живописи. Само это обстоятельство не очень трогало именитого художника, но интерес к пытливой юности всегда сродни творческому человеку. Он дал согласие и забыл об этом, но именно в этот момент в просторном зале приемов он увидел незнакомую фигуру и вспомнил. Иван Константинович подошел ближе.

Плотный молодой человек лет 12-ти неуверенно смотрел на него. Он выглядел немного растерянным и был очень невыразителен одеждой – в неглаженной рубахе, цветастом жилете, клетчатых пузырящихся на коленях панталонах и соломенной шляпе. Юноша смущенно двинулся вперед, глядя в пол, и вдруг устремил на художника свой проникновенный взгляд. Иван Константинович сразу почувствовал, что этого парня больше всего выводил из равновесия именно этот просторный дом с разноцветным паркетом.

Художник пригляделся внимательней: на него смотрели ясные, необыкновенно скромные глаза с едва заметной искоркой пытливости. Выразительное южное лицо с правильными чертами и темными глазами, рыжеватая шапка волос, придавали наружности оттенок необычной мужской красоты. Что-то было в нем упрямое и смелое. Хозяин благосклонно предложил сесть:

–Слушаю, вас, молодой человек, – с едва заметной улыбкой произнес он, и жестом показал на изящный стол и два таких же красивых стула.

Будто отвлекшись от окружающего, юноша взахлеб забормотал: