Kujin. Крыло отбрасывает тень

Удар в лицо вернул Като всю энергию, которую он только что вложил в свои атаки. Эта не отбросила его. По сути, она должна была разорвать его на тысячи мелких капель. Такими ударами он сам когда-то убивал своих врагов, оставляя от них только брызги крови. Но сеннины намного крепче даже сильных синоби. Поэтому он успел толкнуть толстяка обеими ногами.

Противники разлетелись в разные стороны. Като, ощущая, как просел уровень его духовной энергии, поднялся. Его противник так же встал на ноги, улыбаясь.

— Ты думал, что никто никогда не придумает, как с тобой сражаться?

Като удивился. А затем провел пальцами по лицу, срывая отслоившуюся кожу. Толстяк улыбнулся, призвав крупную бутыли и прососавшись к ней. Като дернул рукой, и с ладони сорвался луч чакры. Но толстяк поймал его своей ладонью, чтобы тут же бросить бутыль в Яманако, и броситься в атаку самому.

Бутыль пролетела сквозь Като, а летящего в него толстяка, занесшего руку для удара, поймал потоком сенчакры. Толстяк рухнул лицом в землю, и тут же получить удар ногой по лицу, от которого вернулся в вертикальное положение. Като сблизился, нанося удары руками. Но если удар левой руки врезался в жесткий блок, но на удар правой толстяк ответил сам. Кулаки столкнулись.

И рука Като посыпалась.

Последовавший за этим удар ногой отбросил Яманако назад, но не уронил на спину. Като перевернулся в воздухе, встав на ноги и растворившись в мерцании, нанеся толстяку сразу несколько ударов. Но все его атаки продолжили вязнуть в защите, не нанося противнику заметного ущерба. И потому Като шагом ушел в сторону, выходя из боя.

Его изломанная правая рука отделилась от плеча и упала на высохшую до состояния мелкого песка землю. Одежда вместе с кожей слезала с тела, обнажая реальную сущность сеннина. Обожженный однорукий труп, лишенный глаз, волос и большей части зубов. Труп со светящимися изнутри пустыми глазницами и покрытый жилами истекающей из тела сенчакры.

Толстяк призвал бутыль и присосался к ней, продолжая взглядом наблюдать за противником. Перестав пить, ухмыльнулся:

— Ты не первый крутой парен, с которым я сражаюсь. Вас, неубиваемых, на моем пути было много. Ты — одиннадцатый. Или двенадцатый.

Като улыбнулся бы, если бы мог. И он размышлял. Как-то неожиданно осознал, что ему не хватает игрушек. Тот, другой, облаченный в доспехи, наверняка таскал на себе небольшой арсенал, который сейчас был бы совсем не лишним. Като подошел к окончательно разрушенному во время боя сараю, чтобы достать из руин вилы. Наступил на черенок и оторвал оставшейся у него одной рукой зубья. Три штыря он положил в рот, удерживая зубами, один перехватил в ладони обратным хватом и начал подавать чакру. Много чакры, простой металл даже засветился от внутреннего нагрева.

Толстяк перестал пить и отбросил бутыль.

— Почему ты больше не улыбаешься? Я тебя больше не радую? — спросил Като, способный воспроизводить звук даже с закрытым ртом, двинувшись на противника.

Толстяк призвал другу бутыль, маленькую, и быстро отпил из нее. Покачнулся и, перейдя в характерную стойку, прыгнул к Като. Тот размазался в мерцании, нанося одновременные парные удары импровизированной иглой. Он уже чувствовал, что духовная энергия не восстанавливается, хотя должна была. Но игра на грани жизни и смерти… Это было привычно.

Он перестал защищаться. Пропустил два удара, но игнорируя свою защиту, достал толстяка. Загнал железку в плечо, прежде чем отлетел назад от удара. Резко поднялся и снова рывком сблизился. Толстяк потянулся к воткнутой в плечо железке, но не успевал, уклоняясь от новый выпадов противника. Като бил ногами, меняя стойку и удерживая дистанцию. Толстяк попытался поймать ногу противника, но тот на миг перешел в бесплотное состояние и вырвался. Попытка сближения — Като шагов уходит в сторону или за спину толстяку. Не атакует сам, только обозначая атаки. Но не дает подобраться к себе. И не дает вытащить из кровоточащей раны железку.

Снова мерцание. Толстяк уже не пытается достать противника, отлично зная, что тот и не будет защищаться, разменивая удар на удар. Толстяк пытался блокировать атаку, но получил железку, воткнувшуюся в ладонь, которую Яманако тут же загнул. Новая атака, Като бьет ногами, по высоте, целясь в голову. Бьет, зная, что толстяк блокирует такие атаки руками. Ладонями. Ладонью, в которую воткнут железный штырь. Он атакует, чувствуя, что тратит силы. Тратит, но не устает. А вот толстяк устает, становясь медленнее, начиная совершать ошибки.

Вместо очередного удара мерцание, и штырь входит в бок толстяка. А затем Като изворачивается, нанося удар ногой снизу вверх, в подбородок противника, отбрасывая его назад. Последний штырь ложиться в ладонь, и не желающий сдаваться или проигрывать сеннин переводит взгляд пустых глазниц на поднимающегося с земли противника. Толстяк сплевывает кровь. Штырь вошел очень точно, толстяку очень больно и плохо. Он — живой человек, несмотря на то, что сеннин. Совсем не то, что представлял собой Яманако.