Кухарка (СИ)

Леська удивлённо посмотрела на него. Что значил этот ответ и нарочито скучающий тон?

— Так ты с родителями приехал?

— С отцом. Ну, так заеду завтра?

— Во сколько?

— Часа в три.

— Ок, если мама позволит (в этом она была абсолютно уверена) до восьми я буду свободна.

— А в восемь что?

— В восемь мне надо будет поливать огород и сад.

— Я мог бы тебе помочь.

Картина того, как он носит воду из бочки, а она зачерпывает из ведра и льёт в землю, поразила Леську в самое сердце. Она всегда мечтала, что с мужем, который у неё рано или поздно будет, они именно так и будут делать: работать вместе. Он чинит сарай, а она печёт хлебы. Он ремонтирует машину, а она полет грядки, он прикручивает карниз, а она гладит его рубашки.

Конечно, сложно Фёдора представить за починкой сарая или с грязными до локтей руками, поэтому она сказала:

— Не надо.

— Почему?

— Ну, это не работа для городского парня.

— А ты разве не городская девушка?

— Городская, но я живу в частном доме. Мне это привычно. Ой, посмотри, — Леську привлекло необычное зрелище, — что здесь случилось? Целая колонна машин — и все с аварийками.

— На гонки, думаю, едут, — Фёдора как будто происходящее не заинтересовало.

— На гонки?

— Да, — спокойно сказал он, — ты разве никогда не участвовала?

— Нет.

— Хочешь посмотреть?

— Да!

Фёдор включил аварийный сигнал и встроился в поток, мигающий поворотниками. Впереди них ехал жёлтый джип, буквы номера которого складывались в “лол”.

— И что надо будет делать? — поинтересовалась Леська.

— Ты всё увидишь, — Фёдор достал телефон, набрал кому-то, прислонил к уху: “Слушай, здесь гонки. Да. Да. Не думаю. Кажется, это в районе новой эстакады. Не уверен. Я открою тебе доступ к своей геопозиции. О'кей. Если что — звони”.

— Ребята приедут? — уточнила Леська.

— Да. Витёк не может пропустить такое. Он меня убьёт, если узнает, что мы попали, а ему не сообщили.

— Твои друзья тоже из Москвы?

— Нет. Антон и Сергей местные, а Витька гостит здесь у бабушки. Он, как и Леха, из Краснодара. Мы с детства вместе тусуемся. Сколько себя помню.

— Лёша тоже приедет?

— Скорее всего, да.

Она застонала. Фёдор хохотнул.

— Не смешно, — нахмурилась Леська.

— Ты очень красивая девушка. Неудивительно, что ты ему понравилась.

“А ты? Тебе я понравилась?” — хотела спросить Леська, но не спросила. Это было бы слишком смелым. А так хотелось услышать “да”, убедиться, что всё происходящее ей не чудится. Вместо этого она спросила:

— Ты каждое лето приезжаешь?

— Да.

— С родителями? — уточнила Леська.

— Обычно с сестрой.

— У тебя есть сестра?

— Да.

— Сколько ей лет?

— Двадцать два. Она сейчас в свадебном путешествии, поехали с мужем в Вену.

— Ого! Здорово! А ваша мама?

— Что мама?

— Она ведь не здесь сейчас?

— Она с нами не живёт вообще, она в Америке.

— Понятно, — Леська немного прикусила нижнюю губу, — работает?

— Не только. Она там постоянно живёт.

— Правда? Почему?

— Ну, так получилось. Сначала она уехала делать карьеру, потом посчитала, что ей будет выгодно развестись с отцом, потом нашла другого мужчину. Или в обратном порядке, точно не знаю. Но в итоге она больше десяти лет живёт в Америке.

— Вы не общаетесь? — наверное, это не её дело, но…

— Редко, — брови Фёдора сошлись над переносицей, — раньше звонки были слишком дорогими, а теперь уже нет такой необходимости.

— У неё родились другие дети?

— Нет, — он выставил лоб вперёд, как будто собирался таранить им невидимое препятствие, — думаю, дети для неё помеха.

Они немного помолчали.

— А у меня нет отца, — Зачем она это сказала? Откровенность в ответ на откровенность? Леська смутилась и снова высунулась в окно. Она не хотела, чтобы Фёдор задавал вопросы или жалел её.

Они двигались не слишком быстро. Леська всё-таки запуталась, перестала понимать, в каком направлении они едут. Справа проплывали тёмные переулки, серые деревья, столбы.

— Они в разводе? — наконец, спросил он.

— Нет, — она качнула головой, — мои родители никогда не были женаты.

— Но ты знаешь, кто он? Ты его видела?

— Да, видела. Хотя и не знаю, кто он.

— В каком смысле?

— В каком смысле? — эхом повторила Леська. — Если разобраться, у меня есть только одно воспоминание о нём: когда я просила его остаться. Знала, что он хочет уйти, и умоляла не бросать нас… меня... Сейчас я даже не уверена, что это воспоминание, а не сон, который мне приснился, когда я была маленькой, — она постаралась придать голосу беззаботности. — Мне было два, когда он перестал жить с нами.

— А что говорит твоя мама?

— Мама всегда говорила, что он — подонок.

— Мой отец всегда маму защищал. Чтобы она не творила, всегда повторял, что когда вырастем, мы её поймём, — в его голосе звучала горечь.

— Ты вырос, и ничего не изменилось.

— Да.

Что на такое скажешь? Родители имеют право решать, как растить детей? Бывает и хуже? Хорошо, что нам не выпала судьба расти в детских домах?

Они ехали теперь по узкой улочке. Тёмные акации закрывали почти всё небо. А там, где не закрывали, были видны облака.

— Ты бы хотела с ним встретиться?

— Раньше — да, но сейчас это уже не имеет значения.

— Почему?