Кухарка (СИ)

— Идём! — как только музыка переменилась, Фёдор поймал её запястье и повёл через чёрную дверь и служебные помещения, кухню, какие-то узкие коридоры. Им удалось незамеченными добраться до кроваво-красной машины, и уже через полчаса они неслись по ночному городу.

Она боялась себя, своей реакции на него. При одном воспоминании о поцелуе у Леськи кружилась голова, и сердце трепыхало в груди мотыльком, попавшим в зазеркалье.

Она забыла, что должна была защитить его от себя, что должна была остановиться, что другого способа спасти его не было. Не существовало. Это был единственный способ.

Кажется, она слишком сильно полюбила его, чтобы даже вспомнить, что не должна рисковать им, что должна его отпустить. Она до последнего думала, что не может у неё ничего быть с парнем, у которого имелась девушка.

Но всё оказалось не таким, как она думала. Всё оказалось совсем по-другому.

Они мчались по ночному городу, и знакомый морской воздух холодил её разгорячённые щёки. Ветер качал вершины тополей, и временами песок, стелясь широкими полупрозрачными полосами, переметал шоссе. Фёдор выключил музыку: они ехали в полной тишине. Тучи шли наперерез, задевая вершины домов. Когда первые капли упали на лобовое стекло, Фёдор поднял окна и взял Леськину руку. Она не смотрела на него и ничего не ощущала. За два дня она столько раз поднималась высоко и опускалась низко, что боялась что-то чувствовать, боялась думать о происходящем, радоваться или горевать. Оцепенение, похожее на сон без сновидений, сковало Леську. Она приветствовала дождь: его завеса прятала их от мира и давала какую-то крохотную, малюсенькую передышку её вконец потерянному разуму.

Фёдор прижал к губам кончики Леськиных ледяных пальцев.

— Я больше не встречаюсь с ней.

— С кем? — сквозь туман переспросила Леська.

— С той, кого Лёха назвал моей девушкой. С Алиной.

— Как не встречаешься?

— Так и не встречаюсь. Позвонил и сказал, что между нами всё кончено.

Леська оторопело смотрела на него. Не то, чтобы она не была рада, что он свободен. Нет.

— То есть ты бросил девушку по телефону? — она просто не знала, что сказать.

— В твоих глазах это выглядит отвратительно?

— Ну…

— Я и сам это знаю.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Если ты обещаешь, что не выйдешь завтра из дома, я возьму билет на самолёт и повторю всё то же, глядя ей в глаза. Вечером вернусь.

Леська даже представить не могла, сколько это могло стоить. Сердце её должно было стучать от восторга, но почему-то не делало этого. Оттого, что на другом конце тоннеля стояла девушка, которая ни в чём не была виновата? Да и ради чего всё это? Им ни за что не быть вместе.

Только сейчас она не хотела об этом думать. Была не в состоянии об этом думать. Вся она превратилась в поток лавы, горячий и медленный, спускающийся из жерла вулкана, сжирающий деревья, дома, посёлки. Блестящий, жаркий, наполненый только своей силой. Завтра, завтра она сможет подумать, как объяснить ему всю правду, но сегодня она хотела только одного: поцелуев, близости, разговоров, смеха, объятий. Быть с ним, утонуть в глазах, потеряться в руках. Молчать, смотреть на звёзды, слушать шум моря и рёв мотора, погрузиться в прикосновения, слить губы, дышать одним воздухом. Просто быть вместе. Хотя бы сегодня.

Она подняла на Фёдора глаза:

— Как ты это объяснил?

— Сказал правду.

— Какую?

— Что встретил девушку, которую не хочу отпускать.

Опять шквал радости, любви, нежности, заполняющий мозг дурманом.

— А она? — осторожно спросила Леська.

— Она сказала, что даёт мне время, чтобы я одумался.

— Мудрая...

— Скорее практичная, — поправил он, — но я не собираюсь “одумываться”. Я достаточно думал.

Уже на рассвете, когда дождь закончился, поехали к морю. Там сидели, прижавшись лбами друг к другу. Затаив дыхание, одни в целом мире. Точно накрытые пеленой. Леська слышала, как одновременно стучат их сердца, как захлёбывается в новых ощущениях все её существо.

Он словно выражал её нужду, её желание оказаться на вершине того острова наслаждения, которое обещала его любовь.

Те мгновения унесли последние её представления о дурном и хорошем, о чести и бесчестии. Она не боялась произошедшего, нет. Скорее, всё её существо безмолвно кричало ему: “Не спрашивай у меня разрешения, не спрашивай! Только не спрашивай — делай! Делай смелее!”

Но ему и не было нужно её спрашивать… он всё видел в глазах. Она ощущала восторг, только восторг. Каждый начинающийся в её теле трепет заканчивался в его теле. Получая удовольствие, она доставляла удовольствие ему. Он чувствовал это, потому что этого она добивалась. И боль стала не только её страданием, но и слабостью его тела. Он смотрел на неё так, словно то, что между ними происходило, было их общей победой, и счастьем, и изнеможением одновременно.

11

Как не было нас, так и не было шансов,

Чтобы теперь всё стало по-нашему.

Поломанные. “Та сторона”

— …На пляже всё и случилось, — голос Фёдора вывел Леську из оцепенения. Она быстро моргнула, приходя в себя.