Кукла

Вечно зелен растет
кипарис на вершине горы.
Недвижимы, лежат
камни в горном ущелье в реке.

А живет человек

между небом и этой землей
Так непрочно, как будто
он странник и в дальнем пути.

Только дао вина —

и веселье и радость у нас:
Важно вкус восхвалить,
малой мерою не пренебречь.

Я повозку погнал, —

свою клячу кнутом подстегнул
И поехал гулять
там, где Вань, на просторах, где Ло.

Стольный город Лоян, —

до чего он роскошен и горд.
«Шапки и пояса»
в нем не смешиваются с толпой.

И сквозь улицы в нем

переулки с обеих сторон,
Там у ванов и хоу
пожалованные дома.

Два огромных дворца

издалёка друг в друга глядят
Парой башен, взнесенных
на сто или более чи.

И повсюду пиры,

и в веселых утехах сердца!
А печаль, а печаль
как же так подступает сюда?

— Надеюсь, вам известно это стихотворение? — невинно опустив вниз глазки, спросила Линда.

Мужчины пожали плечами, а Регина признала в нем древнекитайское стихотворение неизвестного автора, дошедшее к нам из седой старины в корпусе из девятнадцати текстов.

— Ну, и что это доказывает? — поинтересовалась она с чисто профессорской надменностью.

— То, что древние китайцы были глухонемыми. В стихотворении нет ни одного упоминания о каких бы то ни было звуках. Поэт пишет лишь о том, что видит, что обоняет, осязает, пишет о вкусе вина. Но, попав в стольный город Лоян, где грохот должен быть будь здоров какой, он отмечает лишь то, что «шапки и пояса», то есть чиновная знать, не смешиваются с толпой. Следовательно, автор был глух, как пробка.

— Но это передергивание! — возмутилась Регина. — А как же фраза «важно вкус восхвалить»?

— Ну и что? Восхвалять можно не только устно, но и письменно, и при помощи жестов. Можно и мысленно, в своем сердце. И если внимательно изучить и остальные восемнадцать древних стихотворений, то и там нет никаких намеков на то, что китайцы тогда слышали или разговаривали.

Регина задумалась. Но потом безапелляционно заявила, что это антинаучный произвол. И потребовала привести более весомые доказательства глухоты древних китайцев.

У Линды их не было. Но ей понадобилось не более двадцати миллисекунд для того, чтобы отыскать неопровержимые аргументы.

И, с аппетитом выпив четвертый стакан, на сей раз рома, она сказала, что все самым лучшим образом доказывает китайская письменность. Народы, способные слышать и говорить, создали алфавит по фонетическому принципу, где каждая буква обозначает тот или иной звук, произносимый говорящим человеком. Глухим же китайцам пришлось придумывать иероглифы, каждый из которых обозначает то или иное понятие. Как простейшие, например, «дерево», «человек», «солнце», «вода», так и более сложные конструкции, скажем, «лунный луч упал на лицо влюбленной девушки». Поэтому вместо двух с небольшим десятков букв пришлось использовать несколько тысяч иероглифов.

С другой стороны, иероглифы — все это многообразие черточек и точек — очень похожи на схему жестов, при помощи которых общаются глухонемые.

— Это опять абсолютно антинаучное объяснение, — буквально взвилась Регина. — Китайская письменность — одна из самых древних. И именно поэтому она несовершенна. Алфавит появился позже, и он стал более прогрессивным способом передачи информации.

— Вы хотите сказать, что древние китайцы были глупы, из-за чего и не додумались до алфавита? — язвительно пропела Линда. — Но где же все эти умники? Древние греки уже давно все вымерли. То же самое произошло и с древними римлянами. Думаю, от большого ума не вымирают. А вот «глупые» китайцы не только не вымерли, но и расплодились в невероятных количествах!

На Регину было больно смотреть. Она чуть не плакала. Весь ее мощный научный инструментарий был абсолютно бессилен перед аргументами самонадеянной девицы, глушащей спиртное большими стаканами.

Однако она пока еще не сдалась. Она предприняла еще одну попытку поставить на место выскочку:

— Линда, я подозреваю, что вы знаете, каким же образом китайцы излечились от своего общенационального недуга. Порадуйте нас, пожалуйста.

— О, нет ничего проще, — пропела окрыленная почти уже одержанной победой Линда. — За счет смешанных браков с шумерами, которые были поголовно слепы.

— Как, как?! — это воскликнула уже не одна Регина, но вместе с ней в унисон и Андрей с Максимом.