И он сидел, улыбался, молчал и изучал, готовый в случае возникновения опасности выкинуть что-нибудь этакое. А человек с нестандартным мышлением, не обремененный нравственными мерихлюндиями, способен на многое.
Наконец подползла Тартилла. Подползла и застыла с занесенной над блокнотом ручкой. Ни здравствуйте, ни чего желаете, вообще ни фига.
— Девушка, — сказала Линда, — вы глухонемая, что ли? Мы жестами разговаривать не умеем.
— Слушаю вас, — процедила сквозь зубы Тартилла.
— Поскольку у вас готовить не умеют, то принесите нам бутылку водки и травы.
— Какой травы? — выкатила глаза официантка.
— Ну, такая, соленая, — раздраженно сказала Линда. — Или у вас еще какая-нибудь есть?
— А, черемша, — сообразила заторможенная девушка.
И неторопливо двинулась на кухню, вполне оправдывая свое черепашье прозвище — не в смысле мудрости, а в отношении скорости.
— Ну-с, — задумчиво глядя вслед Тартилле, на чистейшем русском языке сказала Линда Арнольду, — у меня для вас есть две новости. Хорошая и плохая. С какой начнем?
У Арнольда все похолодело внутри. Наколола, сука! Вокруг пальца обвела!
Не дождавшись ответа, Линда продолжила:
— Начнем с хорошей, поскольку вторая не столь уж и плоха, ведь она связана всего лишь с разрушением иллюзий. А иллюзии, как известно, вещь нематериальная, за них денег не дают. Так вот, те пятьсот баксов, Арнольд, которые вы сегодня получили, настоящие, а не фальшивые. Более того, я даю вам еще столько же. И вы сейчас же оставляете нас наедине с Виталиком. И выкидываете из головы и контракт, которого не будет, и всякие прочие наши разговоры. Но и это для вас может быть полезно, потому что менеджер, который стремится стать топ-менеджером, а то и Биллом Гейтсом, должен учиться на ошибках. За сегодняшний урок благодарить не надо, хоть он и бесплатный.
На Арнольда, который целый день напряженно думал, на что же потратить причитающийся ему процент от сделки, было больно смотреть. Линде стало жалко его. И она добавила еще две стодолларовые бумажки, чтобы Арнольд пропил их с горя в каком-нибудь приличном месте, где менеджеру не зазорно показаться.
— Ну, поговорим, — сказала Линда, когда Арнольд ушел заливать свое горе.
— Поговорим, — согласился Виталик, по-прежнему настороженно улыбаясь.
— И расслабься, пожалуйста. Я не из Интерпола. Меня ты интересуешь не как преступник, а как программист. И я хочу предложить тебе контракт.
Виталик хмыкнул:
— Ну, с одним ты уже контракт заключила. И штука баксов меня не интересует, чтобы ты потом меня мордой по столу возила. Фигурально, конечно, выражаясь. Не та сумма.
— А за сколько ты согласен? Ну, чтобы мордой по столу.
— Ни за сколько. Потому что от унижений талант разрушается. А он единственное, что у меня есть. Все остальное преходяще.
— А ты мне нравишься, чувачок, — примирительно сказала Линда.
— А вот ты мне пока нет, — ответил Виталик. Но уходить, судя по всему, не собирался. В его шаловливом мозгу родилась идея насладиться тем, как эта надменная бабенка нажрется до потери пульса и заблюет все вокруг черемшой.
Он сходил к стойке и вернулся с бутылкой водки, блюдцем орешков и двумя стаканами. Слишком уж долгим могло оказаться ожидание Тартиллы, которая в этот вечер могла вообще не вспомнить о столь непрезентабельном заказе.
Виталик, который был абсолютно уверен в своем питейном превосходстве, поскольку владел древнекитайской техникой тренировки самообладания, налил по полстакана. И предложил выпить за знакомство.
Выпили за знакомство.
Виталик предложил доктору Смит закусить орешками, поскольку в данном заведении это единственная закуска с гарантированным качеством.
Линда вежливо отклонила предложение. И в свою очередь налила еще по полстакана, отчего бутылка опустела. На сей раз тост провозгласила она: за равноправие полов.
Выпили за равноправие полов и тендерную справедливость.
Тартилла наконец-то принесла заказ. И это было кстати. Виталик ощущал печенкой, что эта бутылка будет победной. И он насладится унижением надменной бабенки.
Однако овечка, приговоренная Виталиком к закланию, повела себя крайне странно. Вместо того, чтобы попытаться оттянуть роковую развязку, она жадно схватила бутылку, свинтила пробку, налила по полстакана и сказала с пафосом: за хай-тек!
Выпили за хай-тек.
Виталик ничего не понимал. Эта стерва уже должна была лыка не вязать. А у нее ни в одном глазу! Он сам, хоть и владел древнекитайской методикой, уже был на пределе. Еще немного — и можно запросто сорваться в штопор.
Но Линда была абсолютно безжалостна. Она сходила к стойке и принесла еще одну бутылку водки и две кружки «Сибирской короны».
Виталику стало страшно. Но он проявил самообладание, достойное истинного дворянина, израсходовавшего на дуэли свою пулю и надменно глядящего в непроницаемый мрак наведенного на него дула.
Он налил по три четверти стакана, пролив остальное на стол, сказал: «За комфортную экзистенцию индивидуума в социуме!», выпил, поднял кружку пива, опрокинул ее на себя и молча, как и подобает истинному аристократу духа, завалился грудью на стол.