Кукла

Он с глуповатым видом уставился на девушку, приоткрыв рот и слегка склонив голову набок. Но, сообразив, что она, должно быть, шутит, разразился громким надтреснутым смехом.

— Должен сказать, ты несколько наивна для своих лет, да уж!

Но беби уже не слушала дядю Джона, осматриваясь по сторонам, впитывая новые образы и звуки. Мысли летали далеко-далеко, и рядом находился не пожилой мужчина, а красивый молодой незнакомец. Ах, как здорово сидеть в третьем ряду партера, выходить в антрактах из зала и курить сигареты. Во время последнего посещения театра они сидели в тесной ложе вместе с мадемуазель и еще тремя девочками из пансиона и смотрели пьесу «Скупой». А потом наконец позволили угоститься шоколадными конфетами! Как отвратительно по-детски! А в этой пьесе звучит чудесная музыка, на сцене танцуют, и златокудрая девушка кружится на фоне звезд. Стройный темноволосый юноша поет обращенную к морю песню, и скрипка наигрывает западающий в душу лихой задорный мотив, который невозможно забыть.

О Господи! Нельзя все принимать к сердцу так близко! Чудо не может длиться вечно. Сколько красоты и романтичной любви. Как она радовалась, когда в конце спектакля влюбленные воссоединились после бурной ссоры во втором действии! И вот заиграли гимн «Боже, храни короля». Так печально и трогательно. К горлу подступили рыдания, и девушка подумала, что без малейших колебаний с легкостью отдаст жизнь за родину. Но через минуту все забылось. Вместе с толпой они вышли из театра, сели в такси и поехали в потоке других машин по сверкающей огнями Пиккадилли. Резко затормозили у ночного клуба, и швейцар в фиолетовой ливрее распахнул дверь.

Что там бормочет под нос дядя Джон? Кажется, спрашивает, не слишком ли тут спокойно после Парижа. Вот упрямец! Такая настырность начинала надоедать, но, должно быть, подобные странности свойственны пожилому возрасту. Оркестр заиграл мелодию, что весь вечер звучала в голове, и от нетерпения по телу пробежала дрожь. Казалось, из-за переполненных столиков на нее смотрят сотни сияющих лиц. Повсюду мелькают обнаженные руки и белоснежные манишки, блестят серебром вечерние платья, светятся весельем темные глаза. Вокруг стоит шум и гам, слышится радостный смех. Наконец-то они идут танцевать. Свет становится чуть менее ярким, и девушка вертит во все стороны головой, стараясь рассмотреть лица проплывающих мимо пар.

Вот заразительно улыбнулся через плечо партнерши симпатичный юноша, и пришлось ответить на улыбку. Конечно же, они оба думают об одном и том же: «Почему я танцую не с тобой?» Молодые люди не отрываясь смотрят друг на друга. Юноша проводит партнершу за ее спиной и исчезает, словно прекрасный сон. Девушка не слышит, как дядя Джон шепчет на ухо: «Беби, мы должны вести себя крайне осторожно. Если она что-то заподозрит…»

Но когда-нибудь все хорошее заканчивается. Она не знала, который сейчас час, три или четыре утра, совсем потеряла счет времени. Так бы и танцевала целую вечность. Дома в гостиной пожелала спокойной ночи дяде Джону. Душу переполняло счастье, и разговаривать не было сил. А он удивлялся молчаливости девушки, с беспокойством всматриваясь в ее лицо.

— Что случилось? Сердишься на меня? Расстроилась?

Глупенький дядя Джон! Покорный, безропотный старичок, изо всех сил старается доставить радость, а порой ударяется в сентиментальность.

— Вы подарили мне самый изумительный вечер в жизни, — призналась она.

Вдруг наверху открылась дверь, и на лестнице послышались шаги. Дядя Джон вздрогнул и, побелев как полотно, крепко сжал плечо. Перед беби стоял другой человек. Куда подевались вкрадчивое выражение и ласковая улыбка, куда исчез умильный блеск из глазок-бусинок? Лицо сделалось хитрым, губы скривились в коварной усмешке, глаза наполовину закрыты. Настоящий кот, пронырливый и ловкий, припал к земле и знай себе крадется вдоль темной от сырости стены, прячась за собственную тень.

— Услышала. Вот и решила спуститься вниз, — прошептал он. — Во что бы то ни стало надо сбить ее со следа. Мать не должна догадаться про нас, слышишь меня? Будем врать как проклятые, придумаем какую-нибудь небылицу. Ты только молчи, предоставь действовать мне.

Девушка в недоумении уставилась на дядю Джона.

— Но с какой стати маме сердиться? — заикнулась она, однако дядя Джон остановил ее нетерпеливым жестом, не спуская глаз с двери.

— Только не разыгрывай святую. Сама прекрасно понимаешь, что положение ужасное. Господи! — Он отвернулся, теребя в дрожащих пальцах сигарету.

Из-за двери раздался мамин голос:

— Это ты, Джон? Что ты делаешь внизу? Вечер прошел ужасно, я никак не могла заснуть…

Она стояла в дверях, глядя на нервно дымившего сигаретой мужчину, что наблюдал за ней краешком глаза, и девушку, сжимающую в дрожащих руках розовую театральную сумочку, слишком детскую для ее возраста.