Кукла

"Перевести его брата в Скерневицы", - прибавил какой-то голос. "Пустяки".

Но за этими двумя людьми стеной встали другие, за ними еще и еще, потом выросла громадная толпа, борющаяся со всякого рода нуждой, и, наконец, у него перед глазами разлилось целое море всевозможных страданий человеческих, которые следовало по мере сил облегчать и, во всяком случае, не допускать, чтобы они разрастались.

- Призраки... игра воображения... расстроенные нервы, - пробормотал Вокульский.

Таков был один путь; другой сулил ему вполне реальную и определенную цель: панну Изабеллу.

"Я не Христос, чтобы жертвовать собой ради всего человечества".

"Тогда для начала забудь о Высоцких", - возразил внутренний голос.

"Ну, это пустяки! Как я ни взбудоражен сегодня, я все же понимаю, что нельзя быть смешным. Буду помогать, кому удастся, чем можно, но от личного счастья я не откажусь, об этом нечего и говорить..."

Тут он очутился перед дверьми своего магазина и решил войти.

В магазине была только одна покупательница, высокая дама неопределенного возраста, вся в черном. Перед нею лежала гора несессеров: деревянных, кожаных, плюшевых и металлических, простых и нарядных, самых дорогих и самых дешевых, и все приказчики хлопотали вокруг. Клейн подавал все новые и новые несессеры. Мрачевский расхваливал товар, а у Лисецкого в такт его словам двигались руки и бородка. Один Жецкий бросился навстречу хозяину.

- Прибыли товары из Парижа, - сказал он Вокульскому. - Я думаю завтра их забрать.

- Как хочешь.

- Из Москвы заказы на десять тысяч рублей к началу мая.

- Я так и знал.

- Из Радома на двести рублей, возчик просил приготовить товар на завтра.

Вокульский пожал плечами и, подумав, сказал:

- Надо раз навсегда покончить с этими мелкими торгашами. Прибыли на грош, а претензии непомерные.

- Порвать с нашими купцами? - удивился Жецкий.

- Порвать с евреями, - вполголоса ввернул Лисецкий. - Хозяин прав, что хочет избавиться от них. Иной раз просто совестно давать сдачу, так и несет от денег чесноком.

Вокульский не отвечал. Сев за конторку, он притворился, будто занят счетами, но в действительности ничего не делал, у него не было сил. Он вспомнил свои планы, недавние мечты осчастливить человечество и решил, что нервы его сильно расстроены.

"У меня разыгралось воображение, чувствительность какая-то напала, думал он. - Это плохой знак. Я могу стать посмешищем, разориться..."

Продолжая размышлять, он машинально рассматривал необычную физиономию дамы, выбиравшей несессер. Она была скромно одета, волосы гладко зачесаны назад. Изжелта-бледное лицо выражало глубокую печаль, губы были злобно сжаты, а в опущенных глазах мелькали то гнев, то смирение.

Говорила она тихим, вкрадчивым голосом, но торговалась, как целая сотня скряг. Одно было слишком дорого, другое слишком дешево; тут плюш вылинял, там кожа, того и гляди, облезет, а здесь в углах проступает ржавчина. Лисецкий, рассердившись, отошел от нее, Клейн отдыхал, и только Мрачевский разговаривал с нею, как со знакомой.

В эту минуту двери магазина распахнулись, и на пороге появился еще более оригинальный субъект. Лисецкий потом говорил, что он похож на чахоточного, у которого уже в гробу отросли усы и бакенбарды. Вокульский заметил, что у субъекта нелепо приоткрытый рот, а за темными стеклами пенсне большие глаза, изобличавшие крайнюю степень рассеянности.

Покупатель вошел, продолжая разговор с кем-то оставшимся на улице, затем вдруг выбежал, чтобы попрощаться со своим спутником. Потом снова вошел и снова выбежал, задрав голову кверху, словно для того, чтобы прочесть вывеску; наконец вошел окончательно, однако двери за собою не закрыл. Вдруг он взглянул на даму - и темное пенсне слетело у него с носа.

- Ба... ба... ба... - воскликнул он.

Но дама резко отвернулась от него к несессерам и упала на стул.

К вновь прибывшему подбежал Мрачевский и, двусмысленно осклабясь, спросил:

- Что вам угодно, барон?

- Запонки, понимаете, обыкновенные запонки, золотые или стальные... Только, пожалуйста, чтобы они были в форме жокейской шапочки, ну и... непременно с хлыстом.

Мрачевский раскрыл ящик с запонками.

- Воды... - простонала дама умирающим голосом. Жецкий налил воды из графина и подал ей с сочувственным видом.

- Вам дурно, сударыня... Не позвать ли врача?..

- Мне уже лучше, - отвечала она. Барон разглядывал запонки, вызывающе повернувшись к даме спиной.

- А может быть... вам не кажется, что запонки в форме подковок лучше? спросил он Мрачевского.

- Думаю, что вам, господин барон, пригодятся и те и другие. Спортсмены носят только эмблемы спорта, но любят разнообразие.

- Скажите, - вдруг обратилась дама к Клейну, - зачем подковы людям, у которых нет средств, чтобы держать лошадей?

- Так, пожалуйста, - продолжал барон, - подберите мне еще несколько безделушек в форме подковы...

- Может быть, пепельницу? - подсказал Мрачевский.

- Хорошо, пепельницу.

- Может быть, изящную чернильницу с седлом и жокейкой?

- Пожалуйста, изящную чернильницу с седлом и жокейкой.