Кукла для кандидата

– Мы с ним не живём, – ответила после паузы, не подняв головы. Чёрт, кажется, начала краснеть.

Эйдус молчал, и Ника, не выдержав, бросила в его сторону очередной взгляд. Политик смотрел прямо на неё, задумчиво наклонив голову.

Точно, покраснела. Неужели влипла?

– А какой ориентации… э-э… – протянул Эйдус, – в политике вы придерживаетесь?

Она выдохнула, на секунду расслабившись, и тут же снова напряглась. Вопросов по поводу ориентации она не ожидала. Впрочем, как и на тему политики. Он что, подумала Ника, хочет меня в свою партию агитировать? Чего я там про неё читала?

– Вообще-то я придерживаюсь либеральных взглядов. Но и традиционные ценности… – Господи, куда я лезу? – В общем, они тоже важны.

Эйдус почесал толстым указательным пальцем нос. Нос тоже, на Никин вкус, был толстоват. И в целом известный политик выглядел обрюзгшим. Длинные «казачьи» усы в сочетании с подвисшими щеками навели Нику на сравнение с моржом.

– А что вы подразумеваете под традиционными ценностями?

«Крепкая семья» – собралась произнести Ника и «зависла». А вдруг ему не понравится? Сам-то он, судя по словам Леди, клал на семейные ценности с прибором… Вдруг подумает, что Ника какая-нибудь морально устойчивая особа? Слишком морально устойчивая? А, была не была!

– В первую очередь, любовь к родителям.

– Хм…

Звук показался Нике одобрительным.

– А ещё… женщина должна…

– Ну-ну!

– Женщина должна… охранять семейный очаг.

– Хм… Прямо-таки, должна?

– Ну, не из-под палки. Если чувствует призвание.

– А если не чувствует?

– Тогда… тогда, это её проблемы.

Она подождала. Потом подняла взгляд – Эйдус задумчиво смотрел в окно.

– Что же… Знаете, должен вас предупредить, у Клары Агзамовны, моей жены, довольно сложный характер. Она, видите ли, инвалид второй группы…

Он перешёл к моим обязанностям – поняла Ника. Неужели он уже одобрил мою кандидатуру? Похоже на то. Иначе, зачем такие подробности?

– А готовить вы умеете?

– Умею, – ответила не раздумывая. А чего? Яйца жарить умеет. Макароны сварит и гречку. Вот с супом сложнее. Но если бросить варить мясо и картошку, то что-то всё равно получится. Она, в конце концов, в сиделки нанималась, а не в повара.

– Хотя это не так важно. Так, на крайний случай. Видите ли, прислуга должна уметь подменять друг друга.

Нику кольнуло слово «прислуга». А ведь действительно прислуга. И что теперь? Пора привыкать. Прислуга от слова «услуга». Или от «слуги»? Какая ей разница?! Главное – цель! А цель у неё, кажется, появилась. И она только что сделала шаг в её направлении.

– Значит, вам понятен круг ваших обязанностей?

– Конечно. – Ну, вроде, справилась. И не такой уж страшный этот либеральный политик с традиционными ценностями. Даже добродушный, как старый морж.

– Что же, это хорошо. Сейчас вы можете идти. Вам перезвонят.

Ника поднялась со стула. Выпрямилась. Бодро взглянула на Эйдуса.

– Спасибо.

Шагнула в сторону двери.

– У меня остался практически один вопрос, – мягко произнёс «добродушный морж». – Почему вы умолчали в резюме о вашей судимости?

Если бы Ника видела фильм «Семнадцать мгновений весны», она бы знала, что сейчас столкнулась с любимым приёмом папаши Мюллера. И назывался этот приём «вопрос в спину». Но она не смотрела старое советское кино, кроме некоторых комедий. К тому же, расслабилась. И потому растерялась. А вслед за этим густо покраснела.

– Мне… я… – Она сглотнула слюну. – Я не умолчала. Но по закону… судимость уже погашена.

– Это по закону. А по сути… – Эйдус говорил тихо, не повышая голоса. И Ника вдруг почти успокоилась. Ну, подумаешь, не выгорело. Надо было предвидеть. Даже Леди ошиблась, утверждая, что Эйдус не станет глубоко копать. А он копнул. Значит, не судьба.

– Просто, мне очень сильно нужны деньги. У меня бабушка болеет. И учёба…

– И ради этого вы готовы пойти на подлог?

У Ники горело уже, кажется, всё. Не только уши, лицо и шея, но и грудь. А, может, и где пониже. Она даже вспотела. Но не от стыда, а от злости. Проклятая судимость! Проклятый Сергей! Проклятая Илона! Будь прокляты все и всё, из-за чего ей приходилось сейчас лгать и изворачиваться.

– Получается, что готова, – хриплым шёпотом выдавила из себя Ника.

– Вам действительно так нужны деньги, или вы просто их сильно любите?

Он что, ещё собрался мне мораль читать? Ну уж нет, дудки!

– И то, и другое, – дерзко посмотрев в глаза Эйдусу, сказала Ника. – А кто их не любит? Я могу идти?

Умерла, так умерла! Она пыталась бодриться, но ощущение безнадёжного и дурацкого провала уже сжалось болезненным, твердым и тяжёлым, камнем где-то под ложечкой, сбивая дыхание. И сердце вдруг начало колотиться, как оглашённое. Всё оказалось гораздо значимее для неё, чем представлялось изначально. Вернее, не представлялось, а она так старалась себе внушить, чтобы не нервничать: мол, ничего особенного. И почудилось же, что первый барьер преодолён. Однако…

– Ступайте.

Она добрела до двери и взялась за дверную ручку.

– Хотя… Знаете, если, так сказать, с испытательным сроком…

Чего? О чём это он?

– Впервые вижу человека, который так… э-э-э, так удивительно честно краснеет… Когда вы готовы приступить к работе?