Кукла Яся

Поначалу хохочущего подобно джокеру Ардова это забавляло и заводило, но потом ему внезапно надоело со мной «играть». Настроение резко изменилось. В ход пошла физическая сила: кулаки и агрессия. Он несколько раз меня ударил, пытался душить и…

Боже. Именно в эти минуты появились мои пацаны.

Не знаю, как это возможно. Боженька отвёл…

— Ясь, приехали.

Разлепив отяжелевшие, мокрые от слёз веки, приподнимаю голову.

— Идём. Дым сказал, чтобы я привёз тебя сюда. На квартире у фотографа сейчас небезопасно.

Дым.

В груди болит и ноет.

Его лицо до сих пор чётким образом стоит перед глазами.

Он ведь первым увидел происходящее. Распластанную на полу меня в порванной одежде и навалившегося сверху Ардова.

— Стёпа. Что с ним? — спрашиваю, уже выбравшись из машины во двор, который отлично мне знаком.

— Думаю, всё норм. Оклемается.

Киваю.

Надеюсь, что так и будет. Очень жаль, что ни в чём не повинный парень серьёзно из-за меня пострадал.

— Есть курить?

— Ты же…

— Дай, Тох.

— Держи, — протягивает мне пачку сигарет.

В ночной тишине с особым удовольствием раскуриваю одну единственную, глядя на падающий хлопьями снег.

Молча заходим в подъезд и поднимаемся по ступенькам.

Дома, а именно эту квартиру я считаю своим домом, первым делом направляюсь в ванную для того, чтобы смыть с себя «поцелуи и прикосновения», избежать которых не удалось.

Гадко.

Мерзко.

Остервенело тру кожу мочалкой, но это как будто совсем не помогает.

Женщины, которые хотя бы раз сталкивались с подобной ситуацией, меня поймут. В эти самые секунды ты ненавидишь себя гораздо сильнее, чем когда-либо. За то, что чуть не допустила унижение. В моём случае, снова.

Тук-тук.

— Яся… Ты чего так долго? — настороженный голос Антона по ту сторону двери лишь добавляет чувству отвращения баллов.

Он боится за меня.

Встаю с кафеля. Закрутив кран, снимаю с вешалки халат. Завернувшись в него, разглядываю своё жалкое отражение в зеркале.

Скула сильно опухла. Бровь рассечена. На шее следы от удушения.

Скривившись, отворачиваюсь. Двигаю щеколду, выхожу в коридор.

Черепанов сидит на полу у стены, но, увидев меня тут же подрывается и растерянно моргает.

— Со мной всё в порядке. Полежу немного, ладно? — взъерошиваю его волосы пятернёй и прохожу мимо.

Антон не возражает, когда толкаю дверь в их комнату.

Мне сейчас очень нужно очутиться там. Может быть, он понимает это и поэтому оставляет меня наедине с собой, бросив лишь: «если что понадобится, зови».

Включаю ночник, стоящий на тумбочке. Сдёрнув идеально заправленное покрывало, залезаю в постель и только тогда меня немного отпускает. В окружении Его вещей и запаха.

***

Как проваливаюсь в сон, не замечаю. Просыпаюсь оттого, что чувствую: в комнате я больше не одна.

Открываю глаза.

Темно.

Тянет табаком.

Из приоткрытой форточки доносится тихий треск разбивающихся о стекло снежинок-самоубийц.

Кирилл стоит у окна, спиной ко мне. Дымит, глядя на спящий город.

Испытываю некоторую неловкость. Я ведь лежу в его постели.

— Сколько сейчас времени? — принимаю вертикальное положение, притянув ноги к груди.

— Четыре, — отвечает сухо и холодно.

— Извини, что я… — не могу сформулировать мысль складно. — Сейчас уйду, — просто обещаю тихо.

— Давай, — кивает. — Куда пойдёшь? На улицу? — уточняет ледяным тоном. — Или к этому своему ни на что не способному фотографу?

— Пока имелась ввиду раскладушка, а Стёпу не трогай. Он вообще ни в чём не виноват. Я сама…

— Сама, — повторяет сердито.

— Только не надо, пожалуйста, ругаться. Я прекрасно всё понимаю.

— Да неужели? — тушит окурок о пепельницу и, захлопнув форточку, разворачивается. — Ты, блять, ни хера не понимаешь, Бортич! Как была отбитой на голову, так и осталась такой.

— Кирилл…

— Сто раз было сказано, уймись. Какого чёрта ты не послушалась? — цедит сквозь зубы.

— Я…

— Ты вообще не догоняешь с кем связалась? Предыдущую куклу из этого вашего грёбаного агентства он задушил и утопил. В курсе?

Мои пальцы непроизвольно тянутся к шее.

«Ты у меня всё-всё делать будешь, а если нет — завалю! И никто не кинется искать тебя, милая. Ни родителей, ни родственников. Верно?» — всплывают в памяти слова Ардова.

— Откуда… ты знаешь? — сглатываю тугой ком, вставший в горле.

— Сам рассказал.

— Боже…

— Он бы не помог тебе.

Молчу.

Что тут скажешь?

— Переехала к фотографу, уволилась с автомойки, — живи спокойно. Ходи себе по подиуму, лепи снеговиков, радуйся жизни. Какого икса ввязалась в это? Тебя же тормознули!

— Я хотела…

— Он бы не убил тебя сразу, Бортич. Сначала поиздевался бы вдоволь. У него сто-пятьсот твоих фотографий в кабинете.

Щёлкает кнопка ночника.

Свет безжалостно выдаёт мои слёзы, катящиеся по щекам.

— Сука, чувство самосохранения когда-нибудь у тебя появится или нет? — рычит он зло. — Откуда столько дурной обезбашенности и безрассудства? Хочешь закончить в канаве или мусорном мешке?

Солёная влага застилает глаза.

Беззвучно рыдаю, уткнувшись носом в голые коленки.

Накатывает.

Накрывает.