– Это я уже поняла. Эх, узнать бы, не был ли он связан с Всеволодом Князевым и Сергеем Судейкиным!
– Подозреваешь его?
– Подозреваю, хотя не знаю, в чем именно. Он ненавидит Судейкину, а Ольга с Ахматовой – его. Вот я и думаю: почему? В разговоре с ними Кузмин сказал: тоже хотел скрыть преступление. А дамы назвали – уверена, что его – арлекином-убийцей. Вдруг речь шла о Князеве?
– Князев покончил с собой.
– Но куклу рядом кто-то положил!
– Не понимаю зачем. Если куклы делала Судейкина, то она уж точно на роль убийцы не годится.
– Однако я уверена, что убийца не зря подкладывает именно ее кукол. Мне кажется, он хочет, чтобы Ольга считала себя виновной во всех этих смертях.
– Не пойму что-то. При чем тут самоубийца Князев?
– Так ведь убить человека по-разному можно. Кого-то зарезать, а кому-то достаточно, например, письмо написать, и он сам себя убьет.
Афанасий Силыч хотел кивнуть и вдруг вытаращил на Нюрку глаза.
– Постой-ка! А ведь точно! Было письмо! Вистов упоминал. Его Князев как раз накануне получил.
– От кого?
– Вроде от дамы. Он ее любил¸ а она его отвергла… в общем, муть какая-то. Ты-то как догадалась?
– Я… Не знаю. Наугад ляпнула. Но, кажется, я знаю, в кого он был влюблен! Аделаида Кох сказала, что Судейкиной какой-то влюбленный в нее корнет посвятил стихи! Корнет – это Всеволод Князев! Так вот оно что! Значит, убийца хочет, чтобы Ольга считала себя виновной в смерти Князева! Может, именно за это ее ненавидит Кузмин?
Нюрка вдруг вскочила.
– Куклы – это послание, понимаете?
– Понимаю, как не понять. То есть Кузмин и есть убийца? А послание Судейкиной шлет. Складно. Выходит, он всех троих убитых знал? Надо проверить. Но кое-что меня смущает. Как этот замухрышка Кузмин кабана Лохвицкого в кусты затащил?
– А если нанял кого-то?
– Может, и нанял. Фотографию Кузмина покажу Лысому. Вдруг узнает?
Нюрка снова уселась на кровать и задумалась. Не слишком ли легко она сделала вывод, что убийца – Кузмин?
– А вчера, тятенька, мне показалось…
– Что?
– Артур Лурье, с которым сейчас живет Судейкина, нацелился на ее подругу Анну Ахматову.
Афанасий Силыч моргнул.
– Так… а этот с какой стороны к Кузмину?
– К Кузмину ни с какой, но у него есть причина избавиться от Судейкиной.
– Кандидат номер два? Так. Он убивает, а кукол подкладывает, чтобы… Что? Подумали на Судейкину? Мол, мстит бывшим любовникам, а куклы – чтобы нынешние боялись?
Нюрка взглянула непонимающе и вдруг посветлела лицом.
– А ведь вы правы! Такое вполне может быть! Женщина-мстительница нанимает убийцу! Возможно, Судейкина лишь притворяется этаким ангелочком, а сама… ух!
– Да уж… От этих литературных дам добра не жди! Ладно, дочка. Перво-наперво надо проверить главное: кто из них кого знал. Отсюда и плясать будем. А ты давай…
– Нельзя сейчас из «Привала» уходить, тятенька! – испугалась Нюрка. – Надо наблюдать за ними!
– Наблюдать за ними можно и в других местах.
– Но тут они собираются все вместе! А если…
– А если разоблачат тебя? Что тогда?
– Никто меня не разоблачит! Они меня вообще не замечают! Кто смотрит на подавальщицу!
– Да что ты там вызнать-то собираешься?
– Мне важно, как Ольга поведет себя, узнав, что возле трупов ее куколок находят.
– Считаешь: пора ее официально уведомить?
– Да, тятенька, и как можно скорее.
Афанасий Силыч почесал за ухом.
– Тут надо подумать, как ловчее это сделать. А?
– Думаю, надо тех кукол ей показать и спросить, кому она их дарила.
– Э нет. Так негоже. Сперва нужно убедиться, что кукол дарили. Убийца мог их в лавочке купить.
– Я проверила почти все места, нигде кукол не признали.
– Все, да не все! Подключу-ка я тебе в помощь Румянцева.
– Почему Румянцева? – скривилась Нюрка.
– Да потому, что парень он с головой. Сразу поймет, врут ему или нет.
Нюрка фыркнула, но дальше спорить не стала.
Румянцев так Румянцев!
Сыск по делу
Всякие женские недомогания Нюрка переносила тяжело. Живот болел, тошнило. Обычно на помощь приходила Фефа. Давала выпить какой-то настой, после которого боль становилась сносной. Но нынче ждать подмоги было не от кого, поэтому после ухода тятеньки Нюрка залезла в постель и, стараясь не замечать боли, стала раздумывать над тем, как же найти этого убийцу-кукольника.
Думала, думала и сама не заметила, как уснула. Все-таки ночные бдения давались нелегко. Даже ноющая боль внизу живота не помешала.
Она спала так крепко, что не видала, как в комнатку заглянула вернувшаяся из дальних странствий Фефа.
Проснулась же от того, что за стеной кто-то плакал тоненьким голоском.
Ничего не понимая спросонья, Нюрка, вскочив, кинулась на звук и удивилась, увидев понуро сидящую на стуле няньку. Горестный плач исходил от нее.
– Фефа! – воскликнула Нюрка. – Что?! Что?!
Та подняла заплаканное лицо.
– Все! Все, Анюточка! Остались мы без пирогов!
– Каких еще пирогов? – остолбенело спросила Нюрка.
– Да любых. Хоть с кашей, хоть с повидлой, хоть с чем!
– Ничего не понимаю. Толком говори, при чем тут пироги?
– Да при том, что муки белой я не купила! Нету ее, и булочник сказал, чтоб не ждали.