Кукла на качелях

Теперь, когда он не сотрудничал больше с Энвером, возвращение было достаточно долгим и сложным делом. Во-первых, предстояло сориентироваться – относительно почти невидимого солнца – и четко определить направление пути, чтобы не подплыть к берегу там, где он представляет из себя неприступную скалу. Выходить из воды на общественном пляже Твердовский тоже не хотел. Оставалась небольшая бухточка на востоке – с глинистым дном и каменистым берегом, непривлекательная для отдыхающих, но удобная для аквалангиста. Но для того, чтобы безошибочно попасть туда, придется произвести несколько контрольных подъемов на поверхность… до чего же он терпеть их не мог!

Когда Твердовский выбрался, наконец, на берег, уже начинало смеркаться. Над горизонтом на синем еще небе появилась маленькая прозрачная луна, не претендующая пока на собственную дорожку. В далекой Ялте зажглась цепочка цветных огней; почему-то казалось, что там сейчас очень хорошо…

Не просушивая, он свернул и сунул под мышку гидрокостюм. Зло стряхнул воду с пустых ячеек садка для рыбы. Рюкзак был спрятан под камнем на скале, откуда Василий начинал погружение; теперь придется туда возвращаться. А ведь иначе он мог бы зайти в Мысовку с востока, совсем другой дорогой, не мимо ТЕХ…

Все равно. ТЕ ему не страшны.

Он верил в это, пока шагал по тропинке вдоль моря, внимательно глядя под ноги и лишь время от времени вскидывая глаза навстречу стремительно чернеющему небу, где почти полная луна всходила все выше, становясь объемной и желтой. Верил, когда утрамбовывал гидрокостюм, шерстяные носки и кальсоны в рюкзак; свитер Твердовский снимать не стал, вечер был довольно прохладный. И убеждал себя, что верит, ступая на ту самую тропу…

А может, подождать еще на берегу? Пускай мать заберет своих козлов, загонит их в хлев! В котором часу она это делает?.. уже, наверное, скоро…

Василий совсем было решил так и поступить; даже присел на теплый камень у обрыва. На небе появились редкие звезды, маленькие и тусклые из-за облачной вуали. С моря доносился чуть слышный ритмичный плеск.

И внезапно тишину взрезали скрежещущим железом какофоничные аккорды. Не так близко – если бы близко, Твердовский, наверное, оглох бы. Он сразу понял, откуда эти звуки: так развлекались молодые дикари, оккупировавшие его бухту. И тут же до него донеслись и их голоса: нестройно, зато во всю глотку, трое парней заорали искаженные до неузнаваемости английские слова. Вслед за ними зашлась в истошном лае собака.

Пьяные в дым, тоскливо подумал Василий. Надрались, козлы…

А если их потянет на подвиги? Если вылезут из бухты, ухитрившись не сломать себе при этом шеи, если в поисках приключений на свои пьяные головы набредут на одинокого путника у тропы над самым обрывом?!..

И некому будет его защитить…

Лиза!!!

«Отроковица носит твой оберег, – напомнил вдохновенный голос Кузьмича. – Держи ее подле себя…»

Как можно было попрать, пустить побоку завет святого человека?!

Василий резко сорвался с места и стремительно зашагал вперед, на ходу поправляя ремни рюкзака и акваланга. Лиза там, впереди, где громоздятся черными клочьями силуэты отдельных кустов, сливаясь дальше в неровную и глухую, как тупик, стену. Там, во тьме, пронизанной враждебными астралами, сверкает непобедимой силой святой оберег. Там ужас… ТОТ ужас… но там и спасение. Лиза!..

… Влажная ветка колючего куста с размаху хлестнула Твердовского по лицу, и он не сдержал крика. Остановился; сердце колотилось, как колеса скорого состава, свитер стал душным и тяжелым. В нос ударило острым духом пропотевшей шерсти.

И вдруг Василий осознал: это – ТОТ запах!..

Шорох. Сквозь ветви кустарника ломились знакомые безжалостные копыта.

Натянулась коварная струна веревки поперек тропы.

Ухмыльнулся из тьмы горизонтальный зрачок…

– Лиза-а-а-а!!!..

* * *

Серый, смазанный, никакой день превратился в серые сумерки. Потом в темно-серые. Потом потихоньку наполз вечер…

А я все топала и топала по бесконечному шоссе. Неимоверно длинному – если плестись от самой Ялты пешком. Конечно, рядом то и дело останавливались тачки, но от этого только становилось противнее и муторнее на душе. Послать по известному адресу – и тащиться дальше, дыша бензином и пылью, волоча на ногах неподъемные гири… И еще маленький, невидимый, но тяжеленный камень где-то внутри.

… «Что я такого сказал?! – крикнул Олег, догоняя меня. – Лизка, ты чего? Что я сказал?! – Отстань!»

Резко передернула плечами, сбросила его потные руки, пошла быстрее. И ни разу не обернулась! Конечно, я думала, что он меня снова догонит. И, если бы догнал… разумеется, остановилась бы, простила, разрыдалась бы у него на плече – я же идиотка. Боже, ну почему я такая идиотка?!..

Но он отстал. Правда отстал.