Кукла на качелях

Он привстал, и нас закачало так, что я действительно перепугалась. Ну и что, что катамаран?

– И вообще, тут неудобно. Рычаг этот… Отстань, Олег…

– Лиза!..

Он обиделся. Я знала, что он обидится, – но я так не могла. Не потому, что боязно и несподручно… вообще. С Владом-кибернетиком могла – хотя, если честно, удовольствия ноль на массу. И с красавчиком Шклярским с восьмого этажа… с ним довольно классно было. И с ним – да, в порядке вещей: девчонок из комнаты, и «давай». Но Олежка…

С ним у нас все должно быть по-другому… Чтобы двуспальная кровать и пододеяльник с вышивкой. Чтобы маленькая лампа под узорчатым абажуром. Чтобы ни единого слова, потому что и так все понятно. И чтобы потом положить голову ему на плечо и так и спать до утра… И чтобы – всегда.

Олег нагнулся, зачерпнул горсть морской воды и бросил себе в лицо. Потом фыркнул и замотал головой, очень похоже изображая Графа. Я улыбнулась.

– Вообще-то ты права, Лизун, – он старался говорить весело. – Не очень-то тут и разгонишься, еще бы потонули с тобой в порыве страсти. Знаешь что? Ребята до вечера в Ялте зависнут, это однозначно. А мы с тобой пока…

Я кивнула. В конце концов, я не полная идиотка: целая ночь и вышитый пододеяльник у нас будут еще не скоро. А в палатке у моря очень даже романтично, разве нет? Олежкины ресницы слиплись черными стрелами с белыми наконечниками из соли, а глаза чуть ли не умоляли. Мужчины – они такие. Им обязательно нужно… и сразу.

И я ведь его люблю…

– Черт, и на фига мы эту калошу на два часа взяли?

… Ноги ну совсем не держали, набережная так и ходила из стороны в сторону, хотелось посидеть на лавочке минут десять. Но Олежка торопился, хотя до вечера было еще о-го-го. Я кульком висела на его руке, мокрой от пота.

– Сейчас на маршрутку сядем – и мигом приедем, – подбадривал он. – А там дорога все время вниз, это же не то, что на гору выдираться. Лизунчик! Ну посмотри на меня!

Я остановилась и посмотрела.

– Ты – супер! – сказал Олег. – У меня такой девчонки еще не было. Ни в одно лето.

* * *

Сквозь толщу воды, еще мутноватой после недавнего шторма, внизу угадывались очертания больших темных камней, поросших водорослями. Светлую полоску песка между ними пересек, двигаясь боком, крупный краб. В полуметре от маски проплыла стайка мелких рыбешек. То и дело попадались небольшие прозрачные блюдца медуз-аурелий.

В садке у пояса было пусто. Ни одной настоящей рыбы Твердовскому сегодня не встретилось – за несколько часов блуждания под водой. Море словно вымерло – а может быть, умерла его удача. Впрочем, одернул он себя, верить в какое-то там везение – язычество, недостойное человека с ученым званием и четвертой ступенью астрального просветления.

Возможно, сегодняшняя неудача в охоте – не случайность, а кармическая предопределенность. Ведь именно здесь, вдали от берега, в бирюзовой глубине, он получил возможность по-настоящему разобраться с самим собой. Впервые с момента приезда сюда отдаться вольной медитации, очиститься от темных астральных наслоений, высвободить из-под гнета пурпурную ауру. И увидеть, наконец, свет…

Свет. Сноп невидимых глазу лучей – изнутри янтарной капли с черным иероглифом свернувшейся змеи. Из влажной ложбинки между загорелых грудей в россыпи веснушек…

А он, Василий, испугался. Ударился в темную панику, когда узнал… когда подумал, что и она заодно с ТЕМИ. Что они, эти дьявольские животные, которые, объединив свои звериные астралы, запросто поработили его мать и едва не уничтожили его самого – что они дотянулись липкими астральными нитями и до нее, носительницы святого оберега. Опутали, притянули, заставили служить себе, заманить его, чудом спасшегося врага, в ловушку. Чтобы снова окружить, злорадно ухмыльнуться ожерельем желтых глаз, сгрудившись вокруг во главе со своей союзницей…

Он вообразил себе это настолько четко и зримо, что не мог ни секунды оставаться на месте. Знал умом, что ему все равно не уйти, если они и вправду… но бежал. Бежал, не чувствуя тяжести снаряжения и дорожной пыли, и собственное свистящее дыхание отдавалось в ушах зловещим пронзительным «ме-е-е»…

Святой оберег простит ему эту минуту слабости. Оберег все понимает – потому простит. Такие мгновения страха, недоумения и неверия знакомы всем, даже библейским пророкам. И если он, недостойный раб, на секунду усомнился… Что ж, он будет молить о прощении. Не разглядел, не осознал…

Лиза, обретающаяся в такой опасной, такой тесной близости с ТЕМИ – тоже кармическая предопределенность. Святой оберег не способен на ошибку, поражение или предательство. Значит, только так возможно защитить его, Василия, от их сатанинских козней. И ему ничего… почти ничего не угрожает, пока девушка с янтарным кулоном на шее бесстрашно находится в их вражеском стане. То есть стаде…

Как она сказала?

«Я тут коз пасу…»

Пастырь. Добрый пастырь, сдерживающий в узде врагов рода человеческого. Проклятых, ненавистных козлов!..

… А вот охоты сегодня не будет. Косяк кефали ушел, наверное, далеко в море… впрочем, какое значение имеет материальная причина? Надо возвращаться.