Кукла на троне

– Не отомстят! Их вдесятеро меньше, и они не знают, сколько у нас искры! Если хоть каждый десятый из нас имеет самострел, все их войско поляжет с одного залпа!

– Да! Да, тьма сожри! – сверкая глазами, вскричал сержант. – Они не рискнут полезть в бой против искры! Сейчас побегут, как свиньи копытные!

Салем скрестил руки на груди и твердо произнес:

– Зуб и сержант, вы поступили плохо. Не по правде. Потому сейчас вы сложите оружие, догоните генерала и сдадитесь.

– Что?.. – Зуб чуть не прыснул от смеха. – Ты о чем вообще просишь, дружище? Голову-то имей!

– Я тебе не дружище. И я не прошу.

Повисла тишина. Слышно было, как затихают вдали копыта генеральского коня, как глухо стонет поверженный знаменосец.

– Я вот что… Приказываю сложить оружие и сдаться, – сказал Салем.

Рот Зуба искривился злой усмешкой:

– Нет, парень, народный генерал и народный майор не отдают оружие кому попало.

Салем повернулся к молодчикам:

– Друзья, разоружите этих двух.

Молодчики не шевельнулись. Один покосился на сержанта.

– Похоже, вождь Салем чуток не в себе, – сказал Рука Додж. – Пока своими необдуманными приказами он не навредил нашему великому делу, арестуйте-ка его.

Молодчики пожали плечами и двинулись к Салему.

– Прости, вождь, но так надо.

– Пожуйте хрену! – бросил Джоакин и выхватил меч. – Салема никто не тронет!

– Это ты зря…

Чарли Бык – тот самый, которого Джо учил держать копье, – спустил пружину самострела. Звезда вспыхнула в животе Джоакина. Боль скрутила кишки и вышибла дух из тела.

* * *

– Куда мы едем?..

Так странно: сперва возник вопрос, и Джо спросил. А только потом осознал и удивился: оказывается, он жив. И не только жив, но едет верхом. Правда, не в седле, а лежа поперек лошадиного хребта, как покойник. Потому голова свисает, и качается перед глазами гнедое брюхо Сударыни, а под брюхом видна склизкая дорога и бескрайние темные поля с одинокими деревцами. Солнце заходит, стоят сумерки…

– Ну, как куда? Ты ж к матери хотел – вот и везу. Я так понял, она живет в Печальном Холме, что в Южном Пути?..

Джо неудобно запрокинул голову, чтобы увидеть Весельчака. Тот ехал рядом, одной рукой придерживая поводья Сударыни. Больше никого на дороге не было.

– Сейчас вечер?

– Он самый.

– Я что, весь день провалялся?

– Угу.

– Странно. Я думал, от искры быстро отходят, если не умирают.

– Тебе потом еще обухом довесили.

– Каким обухом?

– Знамо каким – от топора.

Лишь теперь Джоакин заметил, что болит не только живот, но и голова. В темечке словно камни перекатываются при каждом шаге кобылы.

– Меня ударили топором?!

– Ну ясно, что не приласкали. Хотели бы погладить – взяли бы шерстяную варежку. А топор подходит, чтобы бить.

– Кто?

– Один из этих…

– Из этих?

– Или из тех. Я их плохо различаю.

– Так, приятель. Во-первых, остановись и дай мне сесть в седло. А во-вторых, расскажи толком, черт возьми!

Весельчак остановил коней и стащил Джо на землю. Тот поднялся, взобрался в седло. В первый миг голова бешено закружилась, пришлось вцепиться руками в гриву, чтоб не упасть. Потом отпустило, стало легче. Тогда Джо заметил, какая стоит вокруг безбрежная – аж до самого горизонта – тишина. Поля, сумерки, тишь… И ничему не видно края – ни полям, ни тишине, ни наступающей ночи. Еще утром проснулись в бродячем городе на сорок тысяч жителей, а теперь – вдвоем среди полей, как на лодчонке в океане. Жутковато делалось от необъятной этой свободы.

– Давай уже, рассказывай! – поторопил Джо, нарушая тишину.

Весельчак рассказал.

Джоакина приволок в лагерь Бродяга. Именно приволок – мешком по земле. В одиночку поднять не смог, а помощников не нашлось. Все были заняты одним общим делом: пытались опомниться. Зуб с Доджем уложили четверых гвардейцев за секунду. Салем арестован, его – руки за спину – ведут молодчики. А в полумиле стоит императорское войско, и с минуты на минуту одно из двух: ринется в атаку или наутек.