Кукла на троне

– …убивают пленников на ваших глазах, – тем же снисходительным тоном продолжал Джемис. – Например, разрывают лошадьми на куски или размалывают копытами. Могут прикончить кого-нибудь из вашей свиты – кого-то малоценного, чья смерть не сорвет переговоров. Могут поскакать на вас галопом, обнажив мечи, будто атакуют. Мне кажется, ваше величество никогда не встречали кавалерийскую атаку. Вы успеете помянуть всех Праматерей к тому моменту, когда они осадят лошадей и расхохочутся над своей шуткой. Вы почувствуете себя испуганным затравленным зверенышем, не сможете думать ни о чем, кроме страха – вот только тогда они начнут переговоры.

Мира скрыла от Джемиса свою тревогу и молвила с нарочитой небрежностью:

– Мне кажется, кайр, давно подошла очередь моих вопросов.

– А если я не захочу отвечать?

– Тогда я просто наслажусь вашим выражением лица, когда спрошу: за что герцог Ориджин отнял у вас плащ?

Джемис вздрогнул и побагровел.

– Откуда…

– Будет вам. Один моряк сказал другим морякам. Моряки – солдатам, солдаты – слугам. Шутка ли: великий лорд взял на службу бунтаря! Вы – знаменитость, кайр.

– Это дело – только между мною и герцогом.

– Но я же могу позволить себе несколько фантазий. Герцог был автором тех приказов, от которых гибли славные парни? Он слишком любовался своей властью? Или вы, с характерной для вас честностью, назвали его слюнтяем и неженкой?

Джемис холодно отчеканил:

– Герцог Эрвин – один из самых достойных людей, кого я знаю. Поначалу я ошибся в нем, и очень сожалею об этом.

– А может быть, не ошиблись? Возможно, как раз в начале вы видели его таким, какой он есть? Возможно, он и заслуживал бунта?

Кайр Джемис поднялся и отвесил поклон.

– Слова вашего величества слишком походят на провокацию. Я не имею возможности продолжать подобную беседу.

– Сядьте, кайр. Я не отпускала вас.

Кайр двинулся к выходу.

– Я вас не отпускала, – тихо повторила Мира.

Выдержала долгий и злой его взгляд. Дождалась, пока кайр смирится, отойдет от двери. Сказала мягче:

– Я не собиралась подстрекать вас к мятежу. Но мне действительно интересно: чем герцог Ориджин так располагает к себе всех? Даже тех, кто сперва хотел его убить!

Кайр молчал.

– Я абсолютно серьезна. Никаких шуток, никакой издевки.

Кайр не раскрыл рта.

– Я привыкла верить своим глазам, и они говорят мало лестного об Ориджине. Но также я привыкла верить слову рыцаря. Все знакомые мне рыцари либо восхищаются герцогом, либо ненавидят лютой ненавистью… что тоже близко к восхищению. Скажите мне нечто хорошее о вашем сюзерене. Хоть одно.

Кайр Джемис ответил:

– Если бы милорд взял горстку воинов и поехал на безнадежные переговоры с вождем орды, если бы он при этом сыпал глупыми шутками и изображал наивное дитя – я бы спал спокойно. Я знал бы, что он вернется с победой.

* * *

Почти сотню миль от побережья Залива Мейсона до Сердца Света рельсовый путь идет через глинистую бурую пустыню. Ни единой станции, только насыпь, бесконечная шеренга столбов да редкие башенки с искровой машинерией. Середину этого безлюдного отрезка обозначает форт Большая Удача. Когда-то здесь был поселок золотоискателей, слетевшихся на звук сплетен, как птахи слетаются на зерно. В Кривом Ручье нашли песок! Да что песок – бывают и самородки! Размером с ноготь… со сливу… бери больше – с кулак! Поселок возник из ничего, восстал среди пустыни, как мираж. Ручей – чуть живая струйка мутной воды – запестрел столбиками, зарос сетями, заполонился людьми: суетливыми, злыми, недоверчивыми друг к другу. Кому-то вправду повезло, десяток фунтов золота уехал в Сердце Света в чьих-то переметных сумах. Слухи окрепли, набрали силу и стали приманивать даже шаванов. Несколько налетов с запада сплотили золотоискателей. Они сработали сообща и обнесли поселок глиняным валом, соорудили несколько башен из найденных окрест кусков песчаника, оборудовали площадки для лучников. Возник форт, который сами же старатели назвали Большой Удачей. Насмешка судьбы: едва имя прижилось, удача отвернулась от золотоискателей. Кривой Ручей оказался беден драгоценным песком и за несколько месяцев был выпотрошен подчистую. А после и вовсе пересох: не вынес сотен хлебающих людских и конских глоток. Старатели отхлынули, недавно построенный форт был забыт.