Кукла на цепи. Одиссея крейсера «Улисс»

Внезапно я почувствовал себя совершенно спокойным – выхода уже не было. Ничего другого не оставалось – только бежать, петляя, как безумный, чтобы затруднить прицел своим убийцам. Они были уже совсем близко: за неполные три секунды я услышал с полдюжины приглушенных ударов и дважды почувствовал, как невидимые руки упорно хватают меня за одежду. У самого края помоста я резко откинул голову назад, высоко выбросил обе руки, швырнул в воду кусок металла и – еще прежде чем услышал плеск – тяжело свалился на доски. Потом, как пьяный, вскинулся на ноги, схватился руками за горло и навзничь упал в воду. Набрал в грудь побольше воздуха и задержал дыхание перед ударом о воду.

Вода была холодной, но не ледяной, мутной и не слишком глубокой. Коснувшись ногами дна и оставаясь в таком положении, я начал очень осторожно, очень медленно выдыхать воздух, по–хозяйски расходуя его запас, который, вероятно, был не слишком велик – ведь мне нечасто доводилось исполнять подобные трюки. Если я не переоценил запала моих преследователей, а переоценить его было невозможно, то двое на главном пирсе и эти мгновения должны были с надеждой вглядываться в то место, где я пропал с их глаз. И оставалось верить, что они сделают все необходимые ошибочные выводы из медленного строения всплывающих пузырьков, а заодно уповать, что выводы эти они сделают быстро, потому что времени, как и воздуха, у меня было в обрез.

Через минуту, которая длилась, как мне показалось, минут пять, а вернее всего была не дольше тридцати секунд, я перестал выдыхать воздух и высылать ею пузырьки на поверхность – по той простой причине, что в моих легких его уже не осталось. Легкие начинали болеть, и я почти слышал – и несомненно чувствовал – сердце, бьющееся у меня в пустой груди, к тому же разболелись уши. Оттолкнувшись от дна, я поплыл вправо, уповая на бога, что двигаюсь в правильном направлении. По счастью, так и было. Рука – моя наткнулась на киль баржи, пользуясь этим упором, я пролез под килем и вынырнул на поверхность.

Пожалуй, мне не хватило всего несколько секунд, чтобы захлебнуться. Когда же вынырнул, понадобилось все мое самообладание, чтобы не набрать воздуха глубоко в легкие с хрипом, который был бы слышен чуть ли не на весь порт, но в некоторых обстоятельствах, например, когда от этого зависит жизнь, человек обнаруживает поистине неисчерпаемую силу воли. Так что я удовольствовался несколькими большими, но бесшумными глотками воздуха.

Поначалу ничего не было видно – из–за разлитого на поверхности воды слоя масла, которое на миг залепило мне веки. Я стер его, но по–прежнему немногое мог разглядеть: темный корпус баржи, за которой укрылся, кусок главного пирса да еще другую баржу, стоящую параллельно в каких–нибудь десяти футах. Потом послышались голоса, вернее приглушенный шепот. Я тихо доплыл до кормы, ухватился за руль и осторожно выглянул. Двое мужчин, один из них с фонарем, стояли на краю помоста, вглядываясь в то место, где я недавно исчез, и с удовлетворением убеждались, что вода там темна и неподвижна. Наконец, они выпрямились. Один из них пожал плечами и сделал выразительный жест поднятыми руками, другой кивнул и осторожно растер ногу. Тогда первый вскинул руки над головой и дважды скрестил их – сначала влево, потом вправо. И в этот же самый миг послышалось рваное пыхтение и кашель где–то очень близко заводимого дизеля. Видимо, эти новые звуки не вызвали радости, потому что тот, кто дал сигнал, тут же схватил другого за руку и повел его, тяжело ковыляющего, так быстро, как только мог. Кажется, чего уж сложного в том, чтобы взобраться на баржу, но когда край борта высится в четырех футах над водой, это простое дело может оказаться почти нереальным и оказалось бы таким для меня, но выручил кормовой линь – с его помощью удалось перевалиться через фальшборт. На большее сил не осталось.

И с полминуты я пролежал, дыша, как вытащенный на берег кит, пока новый прилив энергии, вызванный тем, что надо торопиться, не поднял меня на ноги и не направил к носу баржи, то бишь – к главному пирсу.

Двое, которые так недавно силились меня уничтожить, а сейчас несомненно наслаждались той оправданной радостью, какую приносит хорошо выполненное важное задание, были теперь только туманными тенями, исчезающими в еще более глубокой тени береговых строений. Взобравшись на помост, я приостановился, чтобы определить, откуда доносится рокот дизеля, после чего, пригибаясь, бросился к месту, где та баржа была пришвартована к боковому причалу. А там сперва опустился на четвереньки, потом пополз – и выглянул на край помоста.

Баржа выглядела ординарно и была примерно семидесяти футов длины и соответствующей ширины. Три четверти ее палубы целиком предназначались под груз, а дальше высилась рулевая рубка, к которой, со стороны кормы, прилегала надстройка для команды, окна которой светились желтыми огнями. Выглядывавший из окна рубки массивный мужчина в фуражке давал указания матросу, который как раз взбирался на боковой причал, чтобы отшвартоваться.