— Левую руку заламываешь, — деловито объяснял Васька, — а правой ребром по горлу. Всегда нужно делать два движения одновременно, иначе тебя любой побьёт. Лучше рукой и ногой.
— Это что ещё такое! — закричала я. — Марш домой оба! Василий, собирай вещи!
Тщетно Ваня вис у меня на рукаве и пытался втолковать мне, что драка — это спорт, что Васька не бьёт его, а обучает самозащите. Я видела всё своими глазами и всё слышала. Ребром ладони по горлу, ничего себе! Откуда в нынешних детях такая жестокость? Васю я честно обо всём предупреждала, пусть пеняет на себя, сейчас у меня одна задача: оградить сына от жестокости. Да, я хотела вытащить чужого ребенка из болота, но затянула туда своего. Нужно было срочно исправлять это, и я, не остыв, позвонила в детский дом.
— Я вас понимаю, — печально сказала директриса. — Вы правильно поступила. Вы не могла бы поговорить с врачом? Я её сейчас позову.
— Слушаю, — раздался гнусавый женский голос.
Я впопыхах рассказала о том, что видела, умолчав лишь о вине.
— Женщина, а он лекарства принимает?
— Н-не уверена, — промямлила я.
— Ну а что вы хотите. Без лечения у него наступило обострение, нужно класть в психиатрическую. Ему двенадцать уже исполнилось?
— Да.
— Хорошо, значит, можно удвоить дозу. С двенадцати дают взрослую. Теперь можно начинать колоть пролонги.
Я не знала, что такое пролонги.
— Доктор, вы думаете, они ему помогут?
— Женщина, я не знаю, помогут или нет, я не Нострадамус, но я знаю, что нельзя держать агрессивного сумасшедшего с другими детьми. Мы пришлём машину. Не говорите ему, а то сбежит. Ожидайте.
Я положила трубку. Вот и всё! В голове шумело, как после стакана вина. Деревянными руками я начала собирать Васькины вещи. Ох и тяжело даются иные решения!
— Мам, ты куда звонила? — спросила Аля. В её руке был самодельный меч.
— Не твоё дело, пошла в детскую!
Рюкзачок, купленный Васе на день рождения, никак не желал застёгиваться.
— Мам, не выгоняй Васю, он и меня учит. Чтобы я от старшеклассниц защищалась.
— Этого мне не хватало. Девочки должны играть в куклы, а не мечами размахивать. Пошла отсюда.
Алый темляк на мече всколыхнулся от ветра: кто-то открыл входную дверь. Аля убежала. Я поспешила встретить санитаров.
Что рассказывать? Как Ваню отрывали от Васьки? Как Ваське скрутили руки и затолкали в машину? Как мне говорили: «Женщина, уведите детей»? Дети действительно путались у всех под ногами и шумели. Этот драчун был у них кумиром, и никто не хотел с ним расставаться, но менять что-либо было уже поздно. Никогда не забуду, как посмотрел на меня Вася — без ненависти, без обиды, как на пустое место. Как на крысу. И ни слова не сказал.
Когда Ваську увезли, в доме резко воцарилась тишина. Дети попрятались. И тут меня шарахнуло: я потеряла сына. Пусть приёмного, пусть с плохими оценками, но сына. На стенах висели детские рисунки в его рамках, на столе стояли деревянные подставки, выточенные им. Я не усыновляла Васю, а всего лишь оформила временное опекунство, но, оказывается, успела привязаться. Покупала ему одежду, кормила его обедами, а теперь... Что я наделала? Дура, дура!
— Алло, нельзя ли взять Васю обратно, я погорячилась...
— Женщина, у вас семь пятниц на неделе. То заберите, то отдайте. Ребёнок не вещь. К тому же вы запустили его лечение, он получает усиленный курс терапии. Он сейчас не может ходить. Позвоните через месяц.
Вечером я впервые села за компьютер и набрала в интернете «пролонги». Ближе к полуночи набирала уже другие ключевые слова: «злокачественный нейролептический синдром». То, что я набирала ближе к утру, не могу здесь упомянуть, потому что это бросит тень на всю мою повесть, а я хочу, чтобы она была напечатана. Хочу, чтобы другие матери прочитали и не повторяли моей дурости.
Мне тридцать шесть, и я уже потеряла троих детей. Они живы, но я их потеряла. И если в случае с Егоркой и Арминэ ничего нельзя было поделать, то Васю я оторвала от себя своими руками. Что с ним? Перенесёт ли он «лечение»? Был момент, когда я и правда считала, что его нужно лечить, что врачам виднее, потому что они врачи — но теперь моё мнение уже не играет никакой роли. Даже если Васю мне и отдадут, то очень и очень не скоро.
На следующий день пришли мама и свекровь хором хвалить меня.
— Молодец, образумилась, — сказала свекровь. — А этих-то когда отвезёшь? На днях?
У Алины задрожали губы. Младшие хлопали глазами и переглядывались.
— Мне кажется, вам домой пора, — сказала я. — Ваня болеет, мне нужно за ним ухаживать.
Обе захотели навестить Ванечку и развлечь, но я сказала, что он спит. Свекровь поворчала, что её выгоняют из дома её же сына, и они ушли. У Вани была жесточайшая простуда, которая продолжалась несколько дней, и все эти дни он почти не выходил. Я дважды в день носила ему аспирин и тетрациклин, и таблетки исправно исчезали, но лицо у ребёнка всё равно было красное и распухшее от лихорадки.