Кукла старого Адама

Он завел двигатель, вновь вернувшись мыслями к проклятой карме мужчин Строковых – ничего не поделаешь, он-то все про себя уже понял, но и для этой женщины останется чужим. Суждено, видимо, ему быть счастливым только в легких отношениях без страстей и особых волнений, таких, как со Светиком. Но вся беда была в том, что никаких связей со «светиками», «зайками» и «рыбками» он больше не хотел.

Остается работа…

Строков любил чертить схемки, так легче думалось, образнее, что ли. Рисунки чертил во весь лист формата А4, по виду они напоминали огромный книжный стеллаж, где на полках «стояли» написанные печатными буквами фамилии, кратко – действия, крупными цифрами – даты. Пачка фломастеров уместилась в стакане из-под пива «Kozel», несколько маркеров разного цвета – в кофейной кружке с отбитой ручкой. Еще одним необходимым инструментом была линейка, точнее угольник, с помощью которого «полочки» получались ровными, параллельными друг другу. Его он принес из дома, реквизировав у Костика, который пропажу даже не заметил.

Сосредоточившись на схеме, Строков вернул мысли в рабочее русло. Взяв в руки верхнюю справку из архива, бегло пробежал текст глазами. Поместив на верхнюю «полку» фамилию Туранины, он приписал рядом два имени – Петр и Лидия, даты их рождения и смерти. Первые были разными, но умерли супруги в один день. Поставив сбоку знак вопроса – неизвестна была причина смерти, он принялся за текст, вычитывая его вслух: «Туранин Петр Николаевич, родился 5.06.1921 года в городе Ровенки… в семье служащих, окончил среднюю школу номер… политехнический институт… так, работал в НИИ, главный конструктор проекта… ого, всю жизнь на одном месте до самой смерти, три года до пенсии оставалось, не дотянул. Лидия Владимировна, 13.07.1930 года, Москва. Отец и мать – врач-инфекционист и медицинская сестра в клинике Боткина, репрессированы в 1937-м, статья 58–10, приговор – расстрел, приведен в исполнение… Дочь Лидия семи лет отправлена в детский приют города Ровенки…» – Строков мелко подписал на полях, что познакомились родители Катерины и Анны, скорее всего, в Ровенках, поженились, там же родились и сестры Туранины. Следующие справки оказались выписками из ЗАГСа о рождении девочек и справками о смерти Петра и Лидии Тураниных. «Значит, вот почему погибли в один день – несчастный случай: угорели в дачном доме в Ровенках. Странная смерть, десятки лет с печкой все было нормально, а тут вдруг раз, и умерли в один день… и дочери их Анна и Катерина тоже ушли на небеса друг за другом в течение суток… совпадение?»

То, что хвосты преступлений растут порой из очень далекого прошлого, Строков знал наверняка: не так давно он расследовал убийство в доме престарелых, и если бы не случайно вскрывшееся дальнее родство двух стариков, которым было уже хорошо за девяносто, мотив преступления и убийцу не нашли бы.

«Конечно, логичнее отработать настоящее окружение Анны, но Дронов еще на связь не выходил, хотя пора бы, в Тюмени рабочий день закончился», – подумал он и взял в руки мобильный.

Но вместо того, чтобы набрать номер Дронова, позвонил Варваре.

– Варвара Тихоновна, один вопрос, – заторопился он, услышав в трубке фон из громких детских голосов. – Вы не на уроке?

– Сейчас перемена, я слушаю.

– Скажите, в вашем детстве или юности не обсуждалась тема предков? Я имею в виду конкретно гибель Лидии и Петра Тураниных в дачном доме. Да, интересует история вашей семьи… Я понимаю, что не сейчас, когда мы сможем… встретиться? Завтра… да, конечно, после уроков, я понял. Нет-нет, не срочно. С Дарьей? Приходите с сестрой, не помешает…

«Не помешает… еще как помешает! Зачем нам сестра?» – обозлился на себя Строков, понимая, что рабочей необходимости в этом звонке не было, ему просто хотелось увидеть Варю.

* * *

«И зачем, спрашивается, звонил?» – Варя вертела в руках телефон, почти не слушая, о чем, стоя от нее в полуметре, говорят две одноклассницы Стаси. Обсуждали они, видимо, какой-то видеоролик, одна девочка возмущалась, другая же периодически повторяла «ну и че такого». Только когда прозвучало имя дочери, Варвара развернулась и подошла ближе. Та, что возмущалась, словно ожидая, когда Варя обратит на них внимание, с готовностью развернула к ней экран своего мобильного.

– Варвара Тихоновна, это правда – от вас ушел муж? Поэтому Стася в школу не пришла? Вы видели это?

Варя взяла из ее рук телефон: на экране застыло лицо дочери с нарисованными на щеках черными слезинками. Она включила воспроизведение. «Когда тебя предают, это больно. Но еще больнее, когда предают мать», – раздался из динамика голос Стаси, тут же сменилось изображение: проем двери их с Иваном спальни, муж укладывает вещи в чемодан. Снова в кадре Стася: «Крыса бежит с тонущей лодки, а беда не приходит одна». В этом кадре выражение ее лица было другим – откровенная злость сделала его отталкивающе безобразным. Варя вздрогнула.

– Я считаю, Варвара Тихоновна, Стася не имела права выкладывать ваши личные проблемы в интернет, – прокомментировала девочка, забирая у нее телефон.