Кукла в волнах (СИ)

Вскоре, как и говорила Тамара Косых, с Евгения Николаевича сняли партийное взыскание и назначили заместителем командира батальона по материально-техническому обеспечению. К моему удивлению, командир отходную не делал, он просто пожал всем руки и ушел из автопарка в штаб батальона. Вова Приходько недовольно сказал:

— Мог бы и проставиться, не один год терлись бок о бок!

Зато Гуторин с Винником вечером закрылись в каптерке казармы и напились до бесчувственного состояния, таким образом, отмечая уход Косых на новое место службы. Оба были замечены дежурным по батальону моим земляком Мишиным после отбоя. Тот дружески похлопывая по плечам, проводил их с веселой болтовней до КПП, а утром не преминул устно доложить об этом вопиющем случае пьянства Заречному и Крутову.

Вот, собственно и всё, что произошло с уходом капитана Косых из роты. Аэродром продолжал готовиться силами роты, полеты не останавливались. Система не разрушилась с заменой отдельной составляющей.

Вскоре нам назначили нового ротного — заместителя командира из автороты, двухгодичника Мишу Ткаченко. Мы были с ним примерно одного возраста и потому сразу нашли общий язык. Миша был хорошим парнем — спокойным, надежным. Родом он оказался из Краснодарского края и, как настоящий казак, носил черные усы. В его командование жизнь роты сразу вошла в спокойное русло, словно некий врач устранил источник болезни, долгое время лихорадившей организм. Прекратились бесконечные пьянки прапорщиков и, соответственно, сразу установился порядок в подразделении.

Приближалась зима. По ночам на почву опускались первые заморозки, вымораживая еще влажную после осенних дождей землю. Если накануне шел дождь, то на следующий день асфальт и бетонные плиты аэродрома становились гладкими, как каток. В таких случаях мы немедленно выгоняли на полосу тепловые машины, испарявшие застывшую влагу раскаленными струями газа.

Мои отношения с Аллой развивались дальше, накрывая нас волнами любви. Мы вели себя так, будто вокруг нас никого не было, а если кто и был, то нам было абсолютно наплевать. Конечно, так долго продолжаться не могло. Как-то в канцелярию заглянула Тамара и, затеяв ненужный ей разговор с Мишей Ткаченко, с плохо скрываемой усмешкой смотрела на меня. Потом, уже перед уходом, обращаясь непосредственно ко мне, сказала:

— Не лезь в чужой огород!

— Не такой уж он и чужой, — возразил я, понимая, о чем речь.

— Разве ты не знаешь, что подводишь своим поведением всех, и в первую очередь Женю?

— А Евгений Николаевич здесь причем?

— Ты что? Он же отвечал за тебя, он был твоим командиром и допустил такое.

— А он и не смог бы ничего углядеть. Если пить все дни напролет, то глаза обычно остаются закрытыми.

Тамар вспыхнула.

— Тебя не переспоришь. Я тебе слова, а ты мне два! Все вы замполиты болтуны и демагоги!

— Конечно, в споре я всегда привык быть сверху, — отвечал я подчеркнуто спокойно, не замечая её раздраженного взгляда, потом добавил, — и в споре и в других делах.

Тамара намек поняла, недовольно закусила губу и удалилась.

— О чем это она? — не понял Михаил.

— Да так, видимо, вспомнила что-то старое. У нас с ней было несколько стычек, когда она лезла в дела роты.

Муж Аллы ходил по гарнизону мрачный. Он старался избегать встреч со мной, а если и видел, то всегда находил повод свернуть куда-нибудь в сторону. Даже в солдатской столовой, куда мы вместе вынуждены были ходить по долгу службы, он оказывался в дальнем углу при моем появлении. Я тоже не горел желанием объясняться с ним.

Вскоре до Волчатникова дошли слухи.

— Слушай, Витя, — сказал он, — ну я понимаю, если бы ты гулял с Илонкой. Но…она ведь намного тебя старше, она почти моя ровесница. Не пойму, чем она тебя взяла?

— Моё израненное сердце, пробито стрелами любви! — попробовал отшутиться я — Сергей Николаевич, у меня такое же чувство к Алле, как у вас к Илоне. Вы же сами говорили, что любовь может настигнуть внезапно независимо от возраста и положения. Банально повторять Пушкина, но: «Любви все возрасты покорны». Помните?

— Пушкина-то я помню, — покачал головой Волчатников, — но всё-таки как-то сомневаюсь.

— Вы думаете, она привлекла меня как женщина? — для этого дела я могу найти девчонку и моложе. Мне труда не составит.

Волчатников пытливо смотрел на меня и ничего не говорил. Я продолжил:

— Мне просто хорошо с ней. Не знаю, как объяснить, не хватает слов. Это когда рядом чувствуешь что-то своё, родное, а не постороннее. Какое-то умиротворенное состояние души, абсолютный покой.

— «Море спокойствия» как на Луне? — с иронией спросил комэска.

— Смейтесь, смейтесь! Да вы про Илону говорили то же самое, а теперь, выходит, забыли?

Опустив вниз коротко стриженную седеющую голову, Волчатников сказал: