Кукла в волнах

— На неделе устраним, замполит, — ответил Гуторин, закрывая за мной дверцу, — если сварка есть, то железо найдем.

Глава 7

В тусклом свете ночного освещения я увидел возле одного из летных бараков фигуру Волчатникова. Он сидел на скамейке у стены здания вместе с Илоной и о чём-то негромко разговаривал. Я почувствовал, как в груди шевельнулось чувство похожее на ревность или, скорее, досаду, причем, это чувство было обращено более к Илоне, чем к Волчатникову. Как будто именно она мешала мне подойти и поговорить с комэской. Наверное, потому, что внимание, которое тот мог уделить мне, он уделял сейчас девушке. С другой стороны, я ведь шел к Илоне, а не к Волчатникову.

Эта внутренняя раздвоенность начинала меня раздражать. «Может она ему нравится? — подумал я, — судя по тому, как он на неё смотрит…»

Мне она тоже нравилась, но не настолько. Что же делать? Уговорить Илону переспать с Волчатниковым, а потом вдвоем быть её любовниками одновременно? В полку были такие деятели — выбирали какую-нибудь девушку — телефонистку или планшетистку, а потом по очереди с ней спали. Мы смеялись над ними и называли «молочными братьями». Не знаю, откуда появилось такое название.

Мне стало грустно. Я посмотрел вверх и увидел бесконечное множество звёзд на темнеющем небе. На западе облака, подсвеченные снизу заходившим за горизонт солнцем, окрасились в молочно-розовый цвет. На ум сами собой пришли строфы Анненского. Они точно передавали моё настроение:

   «Пережиты ли тяжкие проводы,
   Иль в глаза мне глядят неизбежные,
   Как тогда вы мне кажетесь молоды,
   Облака, мои лебеди нежные!

   Те не снятся ушедшие грозы вам,
   Всё бы в небе вам плавать и нежится,
   Только под вечер в облаке розовом
   Будто девичье сердце забрезжится…»

Я не пошел к Илоне.

Незачем мешать — пусть поговорит с Волчатниковым и, может, тому станет легче. Пойду к ней позже. Не пошел я на гулянку и к Гуторину. Из его комнаты слышался громкий шум, какой бывает во время таких сборищ. Пьяные разговоры, ненужные откровения, ни к чему не обязывающие заверения в дружбе — всё это было до боли знакомо и смертельно надоело. На следующее утро никто ничего не помнит, все клятвы по боку, каждый сам по себе.

Илона, как она и говорила у столовой, была одна в своей комнате в женском бараке. Я чувствовал, что она ждала меня. Причем, это не выражалось в каких-то особых приготовлениях, когда женщина накрывает стол, приводит себя в надлежащий, как ей кажется вид. Нет, всё было как обычно. Аккуратно убранная комната, на столе в банке букет полевых цветов. Однако у неё неуловимо изменилось выражение лица, появился особый блеск в глазах, словно зажглись маленькие свечки. Возникло особое напряжение в воздухе, то невидимое колебание материи, которое ясно дало мне почувствовать, что девушка волнуется.

— Я думала, что ты не придешь, — сказал она, внимательно глядя мне в глаза, — на крыльце днём ты был какой-то рассеянный. У тебя ведь есть девушка? Лида, кажется. Может, ты её любишь, а я навязываюсь? — она отвела глаза и посмотрела куда-то в окно, мимо цветов, стоящих на столе.

— Почему ты так думаешь? — удивился я: — Во-первых, я обещал, что приду, а обещания привык выполнять. Во-вторых, Лидка это так, от скуки, причем обоюдной.

— Я у тебя тоже от скуки? — спросила Илона, всё так же не глядя на меня.

— Что ты, конечно, нет! Но пойми, я ещё до конца не разобрался в себе, не понял, чего хочу. Ты мне нравишься, но я не знаю, любовь ли это?

— А мне кажется, что я в тебя влюблена, — Илона встала со своей кровати, где она сидела, и медленно, как ходят люди в глубокой задумчивости, пошла ко мне.

Она обошла стул, на котором я сидел и, наклонившись, прижалась своей головой к моей. Приятно пахнуло свежестью цветов, её прерывистое дыхание я почувствовал не своей щеке. Светлые волосы девушки, выбившиеся из-под голубой ленточки, которой была перевязана голова, щекотали мою шею.

— Иди ко мне, — прошептала она, — мне от тебя ничего не надо, просто обними, прикоснись ко мне.

Я почувствовал, как кровь учащенно застучала в висках. Мы поднялись и начали целоваться стоя, одновременно раздевая друг друга. Потом, после всего, я лежал расслабленный, чувствуя тепло её тела, плотно прижавшегося ко мне.

— Как тебе Волчатников? Я видел, ты вечером с ним разговаривала.

— Сергей Николаевич? Ничего… — она засмеялась — ты ревнуешь? Он приятный, хороший. Я чувствую хороших людей. Но мне нужен только ты один. Я хочу быть с тобою рядом, только с тобой, — она ласково провела рукой по моей груди.