Кукла затворника

— Я бы сказала, в ужасном. Ремонта она не знала как минимум тридцать лет. А запросил Иванов сумму очень крупную. И ни в какую не желал скидывать. Риелтор уговаривал его уступить хотя бы несколько тысяч долларов, боясь, что не продаст по завышенной цене, но Павел уперся. Сказал, что ему необходимая определенная сумма, плюс деньги на ремонт халупы, которая ему досталась в наследство. Тогда-то я и узнала о том, что моя мать умерла, а квартиру свою оставила Иванову.

— Как вы восприняли два этих известия?

— Спокойно. Мать мне было не жаль, а ее зассанная халупа мне без надобности.

— Не обидно, что она подумала не о вас, своей кровиночке, перед смертью, а о постороннем человеке? — Зоя покачала головой. — И на Павла вы не разозлились?

— Мои обижалка и злилка перегорели давным-давно. По отношению к ближайшим родственничкам точно. Мне на них было плевать с высокой колокольни.

Василий ей не поверил. Если бы Зое было все равно, она не следила бы за жизнью Павла. И не купила бы втридорога его квартиру.

— Знаю, о чем вы подумали, — проговорила Зоя. — Думаете, что равнодушный человек не стал бы зацикливаться на этой квартире, а приобрел бы другую, в лучшем состоянии. Но я влюбилась в нее еще подростком. И не только в жилплощадь, в сам дом. Я думала о том, что если бы моей матерью была не Алла, а жена Евгения, то я росла бы в дивном месте, каталась на лифтах, носилась по огромным комнатам…

Звучало правдоподобно. И все равно Василий сомневался в искренности Зои.

— То есть к Павлу вы не испытывали никаких негативных эмоций?

— Никаких.

— Тогда почему продолжали следить за его жизнью?

— С чего вы взяли, что я?..

— Вы в курсе того, что его убили.

— Но мне об этом сказали вы!

— Ничего подобного.

Она стала лихорадочно вспоминать, с чего начался разговор, но, убедившись в том, что Вася прав, сникла.

— У меня был друг, — с другого конца начал подступаться к ней Барановский. — Почти брат. Мы с детского сада вместе не разлей вода. В один институт поступили. По окончании устроились в органы. Только я стал честным ментом, а он настоящим оборотнем в погонах… — Василий сочинял на ходу. Не было у него такого друга-брата. Но операм постоянно приходилось что-нибудь выдумывать, чтобы разговорить свидетеля. — Наши пути разошлись после одного крупного дела. Мой друг подтасовал улики, чтобы отмазать одного и подставить другого, невиновного. Его повысили после этого. Приблизили к кормушке. Я не возненавидел его. И зла ему не желал. Но все ждал, когда восторжествует справедливость. Поэтому следил за его карьерой и личной жизнью.

— И как? Восторжествовала?

— Я надеялся, что его прищучат, и только. Но моего друга убили. За дело, понятно, и все равно… Жаль его. А вам Павла?

— Нет. Мне все равно, умер он или нет. Но я, как и вы, зла ему не желала. Просто постоянно сравнивала себя с ним. Иногда меняла нас местами. Представляла, каким он стал бы, окажись в моих условиях. И наоборот.

— Павел ничего в жизни не добился, тогда как вы преуспели. Это грело вам душу?

— Пожалуй.

Зоя пристально посмотрела на часы, висящие на стене. Очередная диковинка из муранского стекла или хрусталя, поди разбери. Василий понял намек. Поговорили, пора и честь знать. Уже полчаса он находится в квартире госпожи Одинцовой. А она с работы пришла и хочет принять душ, поесть, поваляться… Да просто побыть в одиночестве! Вася сразу понял, что она очень им дорожит. У Зои нет семьи. Нет кошки или собаки. Даже прислуги. Да, кто-то приходит, чтобы привести в порядок дом, но не живет в нем. Зоя обитает в квартире совершенно одна.

— Последний вопрос задам и откланяюсь, — сказал Вася. — Вы сказали, что виделись с братом три раза. В далекие девяностые, на «смотринах»… Когда в последний?

— При подписании акта купли-продажи этой квартиры.

— То есть после этого вы?..

— Не контактировали. О смерти Павла мне сообщила все та же помощница. Она на меня больше десяти лет работает.

Сказав это, Зоя поднялась с кресла и нависла над Василием. Он тоже встал, но к дверям зашагал не сразу. Сначала спросил:

— Вы отдаете себе отчет в том, что являетесь ближайшей родственницей покойного?

— Да. Мы были единокровными братом и сестрой. И что из того?

— Если вы это докажете, то сможете претендовать на его имущество.

— На кошатник-бомжатник моей матери? — скривила рот она.

— Квартира приведена в порядок. И она даже до ремонта стоила несколько миллионов рублей. Я уже не говорю о его коллекции кукол…

— Да, я ее помню. Вот в этой самой комнате стояла старая югославская стенка, а в ней сидели куклы. Красивые, кстати сказать. Только я к ним равнодушна, мне с детства плюшевые зверушки нравятся.

На том и закончили.

Сменив тапки на кроссовки, Вася попрощался с хозяйкой и покинул квартиру.