Кукловод

Сверху лупил град. Леди испуганно поджалась в комочек. Брезгливо посматривая на болота вокруг, на лужи, на умирающего орка, и на него, свинопаса Ферро. Смотрела, как на любую другую грязь. Ферро старался до последнего, стягивал рану скользкими от крови руками. Пока орк не перестал дышать. Да и после этого еще пытался заткнуть раны содранной с себя одеждой, судорожно перевязывал Ху-Рарка, точно это могло снова запустить по кругу механизм могучего сердца. Свинопас снял с него знак, большой острый камень с именем рода.

Последнюю волю учителя нужно было выполнить, даже если придется отдать свою жизнь ради этого. Он встал, не замечая холода разразившейся бури, побрел к Нелль, будто пьяный. Из многочисленных ран на голой груди сочилась кровь, оцарапанный живот еле сдерживал вес кишок, но тяжесть собственных ран его совсем не волновала.

— Это животное. Ты его убил? Оно больше не опасно? — опасливо покосилась на тело орка благородная леди. Прекрасное облако вдруг перестало казаться Ферро прекрасным.

Просто обычная высокородная девка, вдруг понял он совершенно отчетливо.

— Это не животное. Это мой старший брат. Он отдал свою жизнь за наши.

— А-а…

— Пошли, — грубо поднял ее за локоть Ферро, — доведу до тракта.

Гррх! Там и разойдемся, человечишка.

* * *

— Экак вас оцарапало, Сир. И очки треснули.

— Переживу, Тигль. Они сидели у общего огня, обессиленно раздумывая над будущим.

Потери в отряде значительные — десять мертвых воинов оставили еще в сонной дубраве. На гуля Варравий поскупился черного масла, но свои были святой обязанностью, добрая могила для всякого легионера — костровище, дабы отправился он тонкой струей дыма сразу к солнцу, где пируют сами мастера. Ну и разумеется, чтобы не поднялся повторно к жизни, уже как чертовый гуль. Включая тяжело ранненых, в болотной когорте не насчитывалось и двух десятков. Тигль Римус с грустью вздыхал по этому поводу. Смерть была ему привычна, как утренняя холодная похлебка, его печаль была скорее связана с трудностью выполнения последующей тактической задачи. С таким-то отрядом прорваться к осажденному городу. Возможно ли?

— Неправильные гули пошли, мой Император. Из луков стрелять научились. Никогда не были они такими мозговитыми, Сир, говорю вам, если так дело пойдет, всякий нам понадобиться. Каждый меч на счету будет.

— Откуда же они пришли, Тигль? Такие умные?

— Чую, не они это умные… Раньше то были глупые, Сир… Бывало придет сотня-другая с темного севера, так ее же на подступах артиллерией, да черным огнем… А нонче, если верить разговорам, у Рейнгарда стоят тысячи. Тысячи, мой император! Да еще и ведет их кто-то, и стрельбе обучил. Эх, — запустил пальцы в бороду первый легат, — эдак скоро не мы по ним, они по нам из пушек лупить будут.

А тут, почитай, шансы наши будут, что мозги северного орка.

Ма-аленькие такие. Типа орешка, — Тигль показал пальцами насколько мал этот орех. — Это значит шансов вобще нету. Стормо задумчиво изучал пламенеющий огонь.

— Магистрат, Тигль. Мы должны сместить магистрат. Их артиллерия, — посмотрел он прямо в глаза советнику, — должна быть нашей.

— Война с Гулями и государственный переворот? В одно и тоже время?

Ох, плохая идея, Сир. На вашем месте я бы подумал о союзе…

Призвать техников к повиновению можно и потом.

— Твоя правда, Римус… А призывать техников к порядку надо было раньше, раньше… — сокрушенно покачал головой Стормо, — Где-то во времена Рокко Злосчастного. Лет сто двадцать назад. Лицо первого советника осветилось благодушной улыбкой и гордостью за господина. Никогда до этого император не вел свои размышления так, как полагает настоящему правителю. Следующее утро было почти по-зимнему морозным. Четвертое утро Стормо в походе. По этому поводу он непривычно для себя имел хорошее настроение — четвертое утро, а кажется, целая вечность прошла с последней ночи в ветхом императорском замке. И сила. Он чувствал силу и взгляды своего легиона, смотрящего на него, как на истинного древнего правителя. Быть может, вся его жизнь вела именно к этому моменту. Он повернулся налево и направо, разминая затекшие мышцы. Посмотрел в небо, пытаясь предугадать движение дождевых туч. Пойдет ли дождь или град, ожидать ли к обеду, или к ужину… Тяжелые, мрачные свинцовые увальни стояли на месте, не желая ни разговаривать, ни просто куда-либо двигаться. Стормо смахнул мерзлую крошку со лба. В ладони оказалась настоящая снежинка. Крупная, как горошина. Эти места не видели зимы многие десятилетия. А тут такое… Что-то пронеслось в ухе. Тихое, как скрип мыши в норе. Стормо оглянулся. У края разбитого лагеря стояла призрачная фигура, опиравшаяся на боевой молот. И не скажешь поначалу, что человек, пока он не снял клепаный, рогатый шлем. Ветвистая молния шрама уходила сквозь лоб и щеку вниз по шее. Это лицо перенесло дикой силы удар. Впрочем, возможно он его и убил. Император Ребелий. Стормо помотал головой, но видение не исчезло. Могучий воин все также стоял, грустно улыбаясь. Хотя трудно понять, что выражала улыбка на подобном, жутком лице. Угроза, печаль, радость. Кто знает?