Кукловод: Реквием по Потрошителю (СИ)

Рей находилась в углу комнаты, развёрнутая к стене, лишенная обзора. В полулежачем положении прикованная к медицинскому креслу, спинка которого удобно позволяла откинуться назад. Страх лианой сдавил её горло, когда она поняла, что не чувствует собственного тела. Только иглу в вене, в которую поступала желчного оттенка жидкость из рядом стоящей капельницы.

Попытка пошевелиться не увенчалась успехом и лишь призвала к себе уже знакомую кошачью поступь. Акияма затаила дыхание, не в силах дышать, мышца в груди сжалась в тугой комок. Она лишь нервно моргала, отсчитывая шаги, словно те были последними секундами её жизни. И, когда тень появилась на стене напротив, её обладатель предстал перед ней. Асори Накуса, юный художник и по совместительству искусствовед, что пригласил их в свою обитель, был облачен в удобный холщовый медицинский халат, явно предназначенный для одноразового использования. Безжизненным кукольным взглядом он прошелся по очнувшейся пленнице, и руками, вскинутыми вверх, как делают хирурги перед операцией, облаченными в полиэтиленовые перчатки, отключил капельницу, точными, но плавными движениями, подцепив новый пакетик.

— Накуса, что происходит? — охрипшим и ослабевшим голосом спросила Рей, борясь с тяжестью век.

Пронзительный карий взгляд впился иголками, юноша закончил работу с капельницей и, нагнувшись над Рей и облокотившись руками о подлокотники, таинственно прошептал:

— Готовлю тебя вот к этому. — И развернул кресло, открыв Рейко картину, что прогнала её болезненный сон.

Нагая Марико лежала на операционном столе, белее чистого холста, к рукам её были присоединены такие же трубки капельницы, однако в пакетах покоилась алая краска жизни. Точно такая же плескалась в литровых баллонах на рядом стоящих столах.

Комок тошноты подошел к горлу, но из-за пустоты желудка Рей лишь издала блеющий стон. Из-за сжавшегося горла она не смогла вымолвить ни слова, лишь раскрыла уста, из которых капала влага, и хрипло стонала сквозь слезы, застелившие тошнотворную картину.

— Не стоит плакать, — поспешил успокоить Сасори, вернувшись к операционному столу, отцепляя иглу от вены. — Твоя подруга ничего не почувствовала. Смерть от обескровливания… Я бы сказал, что она самая безболезненная и милостивая. — Акасуна вскинул голову к свету, цинично улыбнувшись и размяв пальцы. — Она просто уснула.

— Ты болен, — обессиленным голосом сквозь всхлипы простонала Рей.

— Оу, поверь, есть люди гораздо больнее меня, убивающие просто так или для насаждения, за деньги, в конце концов.

С педантичной щепетильностью Акасуна юрко отодвинул столик с наполненными кровью болонами и пододвинул другой — с медицинской провизией.

— А в твоих убийствах, значит, сакральный смысл, заложенный какими-то великими силами? — выплюнула Акияма со всеми силами, какие у неё еще были.

Она попыталась вырвать руки из фиксаторов, но игла больно впилась в вену. Рей вспомнила случай забальзамированного тела, найденного в городском парке, и тогда ужас правды затрепетал в её глазах. Сасори, пристально наблюдающий за её реакцией, кажется, понял.

— Да, я — кукловод. Не могу сказать, что мне не нравится прозвище, которое мне дала полиция. Но, согласись, звучит оно немного избито и тривиально. В любом случае первым материалом я выбрал Марико, просто потому что её имя напомнило мне мой первый образец. Так что, думаю, я отвечу на твой вопрос, а точнее покажу тебе его «смысл», о котором ты говоришь, и потом уже использую твой материал. Позволишь?

Сасори шутливо указал на её подругу и достал алебастровую маску — знаменитая маска Потрошителя, третировавшего Токио два года назад. Надев венец страха, Сасори вытащил медицинскую электропилу, чей рев разрезал воздух, и крутящаяся сталь спирали медленно опустилась на посиневшую кожу грудной клетки Марико, кистью художника вычерчивая багряную линию, что заструилась вниз, к животу.