Кукловод (СИ)

Однако, прежде чем отправиться в Слободск, Клест успел поприсутсвовать на допросе Рогозина-старшего. Тот оказался человечком весьма субтильного телосложения. Не исключено, что события последнего месяца изрядно его состарили, но и до этого он, скорее всего, отнюдь не выглядел цветущим. Леонченко предупредил Алексея, что Сергей Федорович иногда уходит в запои, а в последнее время подобное с ним происходит все чаще. Немудрено, что от 55-летнего мужчины так разило перегаром, и Клест невольно поморщился, оказавшись в зоне досягаемости винных паров. Поэтому он предпочел за благо отодвинуться подальше. Первую скрипку, как и задумывалось, играл следователь.

— Тут еще несколько вопросов возникло, — начал Леонченко, приглашая посетителя присесть по ту сторону стола на видавший виды стул. Рогозин вопросительно покосился на расположившегося поодаль Клеста, но ничего не сказал.

— Сергей Федорович, вот вы говорили, что врагов у Виталия не было...

— Говорил, — механически подтвердил Рогозин.

— Значит, недоброжелателей у Виталия Сергеевича не имелось, — задумчиво протянул Леонченко. — А у вас они имеются? Или, может, были в прошлом?

— У меня?

Рогозин наморщил лоб. Затем потер подбородок, после чего отрицательно покачал головой:

— Да нет, не припомню, чтобы с кем-то ссорился в последнее время.

— Не обязательно в последнее, может, год или два назад, а то и того раньше.

— Нет-нет, ничего такого не было, из-за чего можно было бы отыграться не неповинных детях. Как Сталин говорил: «Сын за отца не в ответе». Да вы наверняка изучили мою биографию, и про грехи молодости в курсе... Но следствие ничего не доказало, так что это тут совершенно не при чем...

— Ну-ка, ну-ка, — оживился до этого тихо сидевший в уголке Клест, опередив вопрос Леонченко. — Что это за грехи молодости?

— Так вы не знаете?..

Сергей Федорович смешался, полез в карман, выудил оттуда носовой платок и принялся громко сморкаться. Следователь и «сканер» терпеливо ждали, пока Рогозин не закончит процедуру очищения носовых пазух. Наконец тот убрал платок обратно в карман и, откашлявшись, негромко, процеживая каждое слово, заговорил:

— Дело-то старое, уже больше двадцати лет прошло. Меня тогда с друзьями в следственный изолятор даже посадили. Было подозрение, что мы... В общем, что мы девушку изнасиловали. Но свидетелей не оказалось, так что я чист перед законом, — поспешно добавил Рогозин, пытаясь перевести взгляд с Леонченко на Клеста, что было делом нелегким, поскольку ему пришлось крутить головой под углом чуть ли не 90 градусов.

— А как звали ту женщину, не помните? — отчего-то внутренне холодея, спросил Алексей.

— Нет, не помню. И лица не помню, темно было... Ой! Я не то хотел сказать...

— Ладно уж, все одно дело за давностью пересматривать никто не будет, так что можете во всем чистосердечно признаться, — успокоил посетителя следователь. — Ну, так как все обстояло?

Рогозин закрыл глаза, и просидел так в неподвижности довольно долго, так что и Леонченко, и Клест стали нервничать, недвусмысленно переглядываясь. Но вот он наконец встряхнулся, и теперь перед ними сидел, казалось, совершенно другой человек. Распрямилась спина, плечи расправились, в глазах зажегся огонек, с лица исчезло выражение забитости... Сергей Федорович словно помолодел лет эдак на двадцать.

— Нас было четверо: я, Витька Дроздов, Мишка Фокин и Олег. Фамилию его точно не помню, кажется, Вербицкий или Варицкий. С первыми двумя я учился в техникуме на радиомонтажника, а Олег был Мишкиным знакомым. Он и принес тогда две бутылки водки. Сказал, нужно отметить его день рождения. С предками он уже посидел дома, а теперь хочет выпить с друзьями. Ну, мы и выпили. Сидели в беседке во дворе Витькиного дома. А потом нас зачем-то понесло мотаться по улицам. В одном из переулков встретили девчонку, Олег и предложил ее... В общем, все приложились, и я в том числе не без греха. Хотя, если честно, без особого желания. Просто не хотелось перед друзьями трусом показаться. А больше всех Олег лютовал. Он словно в зверя превратился, ему все было мало. Еще хотел задушить ее, кричал, что она нас заложит. Еле оттащили его от девчонки.

Рогозин замолчал, заново пропуская через себя события, происходившие почти тридцать лет назад. Постепенно огонь в его глазах потух, плечи поникли, и он снова превратился в сгорбленного, 55-летнего Сергея Федоровича Рогозина, потерявшего почти в одночасье обоих детей.

— Но свидетелей вашего преступления не было, поэтому доказать ничего не удалось, — закончил за него Леонченко.

Рогозин кивнул, понуро глядя в пол. На его счастье, он не видел искаженного яростью, и одновременно болью лица сидевшего в углу человека, который из последних сил сдерживался, чтобы не вскочить и не вцепиться в глотку допрашиваемому.

«Это он, один из тех подонков, что изнасиловали мою мать! — билось в голове Алексея. — Убью гниду, порву на части...»

Он даже сделал шаг в направлении Рогозина, когда Леонченко, заметив, что с его товарищем творится что-то неладное, сказал.