Я действительно знал – полное зарегистрированное название «Горничной» теперь было: «Горничная. Производство агрегатов и приводных механизмов, инкорпорейтед», а на вывеске значилось только «Горничная». Ну вот, похоже, я выяснил все, что старая калоша была в состоянии рассказать. Но меня интересовала еще одна деталь.
– После того как лицензия была передана «Механизмам», вы оба продали свои акции?
– Что? Как тебе такая глупость в голову пришла? – Лицо ее перекосилось, и она зарыдала; слабой рукой она пошарила в поисках платочка, но не нашла и продолжала сквозь слезы: – Он меня надул! Он меня надул! Грязная скотина, обдурил меня… он надо мной издевался. – Она шмыгнула носом и добавила задумчиво: – Вы все меня надули, а ты – больше всех, Дэнни. И это после всего, что я для тебя сделала! – Она снова разрыдалась.
Я подумал, что эйфорион не стоит затраченных на него денег. Впрочем, может быть, ей доставляло удовольствие поплакать.
– Как же он тебя обманул, Белл?
– Что? А то ты не знаешь. Он все оставил этому гнусному отродью… после того, как обещал оставить все мне… после того, как я ухаживала за ним, пока он болел… А ведь она ему даже не родная дочь! Всем это известно.
Впервые за весь вечер я услышал добрую весть. Значит, Рикки все-таки повезло, даже если они перехватили посланные мною акции. Я опять вернулся к главному:
– Белл, как фамилия бабушки Рикки и где они жили?
– Где кто жил?
– Бабушка Рикки.
– Кто такой Рикки?
– Дочь Майлза. Постарайся вспомнить, Белл. Это очень важно.
Белл взвилась. Тыча в меня пальцем, она завизжала:
– Знаю я тебя! Ты был ее любовником, вот что! Грязная маленькая стерва… и ее вонючий кот.
При упоминании о Пите меня охватила ярость, но я постарался не дать ей выхода. Я просто схватил Белл за плечи и слегка потряс:
– Возьми себя в руки, Белл! Я хочу знать только одно. Где они жили? Куда адресовал Майлз письма, когда писал им?
Она заартачилась:
– Не буду я с тобой разговаривать! Весь вечер ты ведешь себя отвратительно. – Потом, словно мгновенно отрезвев, она добавила уже спокойно: – Не знаю. Бабку звали Ханикер или что-то в этом роде. Я видела ее только однажды, в суде, когда они приходили выяснять вопросы с завещанием.
– Когда это было?
– Сразу после смерти Майлза, конечно.
– Белл, а когда умер Майлз?
Настроение у нее опять изменилось.
– Много хочешь знать. Ты хуже шерифа… все выпытываешь да выпытываешь! – Она взглянула на меня умоляюще. – Давай забудем все… Только ты, милый, и я… у нас ведь вся жизнь впереди… Женщина в тридцать девять лет еще молода… Шульцик говорил, что я самая свеженькая из всех, кого он знавал, – а этот старый козел, скажу я тебе, знавал многих. Мы можем стать такими счастливыми, милый! Мы…
Тут мое терпение лопнуло. Я и так делал все, чтобы сдержаться, – даже в сыщика играл.
– Мне пора идти, Белл.
– Что ты, милый! Еще так рано… у нас впереди целая ночь. Я думала…
– Мне все равно, что ты думала. Я ухожу.
– Ах, милый! Какая жалость! Когда мы снова увидимся? Завтра? Я, правда, ужасно занята, но ради тебя я отложу дела и…
– Больше мы с тобой не увидимся, Белл, – отрезал я и ушел.
Я больше никогда ее не видел.
Придя домой, я тут же залез в горячую ванну и долго с остервенением тер тело мочалкой. Потом сел за стол и попытался обдумать все, что мне удалось узнать. Белл считала, что фамилия бабушки Рикки начинается на «Х» (если вообще можно было доверять ее бессвязному бормотанию) и что жили они в одном из пустынных городков Аризоны или, может быть, Калифорнии. Ладно, наверно, сыщик-профессионал и извлек бы из этих сведений какую-нибудь пользу. А может, и нет. В любом случае поиск утомителен, а главное – дорого стоит. Так что придется отложить его до лучших времен.
Узнал ли я еще что-нибудь полезное?
Майлз, по словам Белл, умер году в 1972-м. Если он скончался в этом округе, я, должно быть, смогу выяснить дату смерти уже через несколько часов. Потом смогу уточнить дату слушания в суде дела о завещании… если такое слушание имело место, как утверждала Белл. Через суд я смогу установить прежний адрес Рикки, если в канцелярии суда хранятся архивы. Я точно этого не знал. А чего я добьюсь, сократив разрыв до двадцати восьми лет и найдя город, где Рикки жила в далеком прошлом?
И есть ли вообще смысл разыскивать сорокалетнюю женщину, почти наверняка замужнюю и обремененную семьей? Вид старой развалины, некогда бывшей Белл Даркин, потряс меня. Я начинал понимать, что скрывается под понятием «тридцать лет». Нет, я был уверен, что взрослая Рикки останется такой же доброй и обаятельной, но вот вспомнит ли она меня вообще? Я не сомневался, что она помнит меня, но, скорей всего, как безликую фигуру – того, кого она звала «дядя Дэнни» и у кого был очень славный кот.
Неужели я, как и Белл, но только по-своему, живу воспоминаниями прошлого?
Ладно, никому не повредит, если я предприму еще одну попытку найти Рикки. Будем, в конце концов, ежегодно обмениваться рождественскими открытками… Не думаю, что ее супруг станет очень возражать против этого.
8