Кукловоды. Дверь в Лето

– Еще бы! – Я пришел сюда с намерением держать себя в руках, мне просто нужно было выяснить у нее один вопрос – и уйти. Но сдерживаться мне было все труднее. – Помнишь нашу последнюю встречу? Ты тогда накачала меня наркотиками под завязку, чтобы сплавить в «холодный сон».

Казалось, это ее озадачило и даже обидело.

– Но, милый, мы так сделали для твоего же блага. Ты ведь был так болен. – Она, похоже, искренне верила в то, что говорила.

– Ладно, ладно. А где Майлз? Ты же теперь миссис Шульц.

Ее глаза округлились.

– Разве ты ничего не знаешь?

– Не знаю чего?

– Бедный Майлз… бедный дорогуша Майлз! Он и двух лет не прожил с тех пор, как ты покинул нас. – Неожиданно выражение ее лица резко изменилось. – Подонок, он надул меня!

– Худо дело. – Хотел бы я знать, как он умер. Сам или ему помогли? Может, мышьяка подсыпали? Я решил перейти к цели своего визита, пока она не завралась окончательно. – А что стало с Рикки?

– Какой Рикки?

– Падчерицей Майлза, Фредерикой.

– Ах, эта ужасная маленькая грубиянка! Откуда я знаю? Она уехала к своей бабке.

– Где живет ее бабка? И как ее фамилия?

– Где? В Тусоне… или в Юме, или еще в какой-то дыре. А может, в Индио. Милый, я не хочу говорить об этом невыносимом ребенке… Давай лучше поговорим о нас с тобой.

– Сейчас, сейчас. Так как фамилия бабушки?

– Дэнни, какой ты скучный! Ну чего ради я должна помнить такие глупости?

– И все-таки?

– Ну, Ханолон… или Хейни, нет, Хайнц. Или, может, Хинкли. Не хмурься, милый. Давай лучше выпьем. Давай поднимем бокал за наше счастливое воссоединение.

Я покачал головой:

– Я не пью. – И это было почти правдой. Испытав на своей шкуре, что пьянство до добра не доводит, я теперь ограничивался кружкой пива с Чаком Фрейденбергом.

– Фу, как скучно, дорогой! Ты не против, если я себе налью?

Она уже наливала себе неразбавленный джин – утешение одиноких женщин. Но прежде чем опустошить стакан, она достала пластиковый флакон и вытряхнула на ладонь две таблетки.

– Хочешь?

Я узнал полосатую этикетку на флаконе – эйфорион. Он считался нетоксичным и ненаркотическим, хотя единого мнения на сей счет не было; некоторые предлагали зачислить его в один ряд с морфином и барбитуратами.

– Благодарю, мне и так хорошо.

– Рада за тебя.

Она проглотила обе таблетки разом и запила их джином. Я понял, что, если я хочу что-то разузнать, мне лучше поспешить, иначе через некоторое время она будет способна только глупо хихикать. Тогда я взял ее за руку, усадил на диван, а сам сел напротив.

– Белл, расскажи мне о себе. Как ты жила все это время? Вышло у вас что-нибудь с «Мэнниксом»?

– А? Нет, не вышло. – Тут она вспыхнула. – И все из-за тебя!

– Из-за меня? Да ведь меня уже не было!

– Конечно из-за тебя. Ты же сделал из инвалидной коляски эту уродину… она-то им и была нужна. А потом она пропала.

– Пропала? Откуда?

Она подозрительно уставилась на меня своими свинячьими глазками:

– Тебе лучше знать. Ведь ты ее взял.

– Я? Белл, ты в своем уме? Я ничего не мог взять. Я лежал намертво замороженный в «холодном сне». Откуда пропала? Когда?

Это полностью подтверждало мою догадку, что, раз Майлзу и Белл не удалось воспользоваться «Феноменальным Фрэнком», его украл кто-то другой. Но из всех, кого можно было заподозрить, я единственный, кто этого не сделал. Я не видел «Фрэнка» с той самой горестной ночи, когда они меня выставили из фирмы.

– Расскажи мне, как было дело, Белл. И что заставило вас подумать на меня?

– А кто же еще? Никто другой не знал, как он много значит… Это куча хлама! Говорила я Майлзу не оставлять его в гараже!

– Но ведь если кто-то украл его, то все равно не мог разобраться, как он работает. У вас же остались инструкции и чертежи.

– У нас и их не было. Майлз, идиот, засунул все бумаги в машину той ночью, когда нам пришлось перевезти ее, чтобы защитить.

Меня даже не покоробило, когда она сказала «защитить». Я хотел сказать, что засунуть кипу бумаг в чрево «Фрэнка» Майлз вряд ли мог, – «Фрэнк» и без того был напичкан аппаратурой, как рождественский гусь яблоками. Но тут вспомнил, что сам приспособил под днище коляски ящичек для инструментов. В спешке Майлз вполне мог вывалить все мои бумаги именно туда.

Ладно, не важно. Преступление (или преступления) было совершено тридцать лет назад. Еще мне хотелось выяснить, каким образом они потеряли «Горничную, инкорпорейтед».

– Когда у вас не выгорело дело с «Мэнниксом», что вы сделали с нашей компанией?

– Мы, конечно, продолжали работать. Но когда от нас ушел Джейк, Майлз заявил, что надо свертывать дело. Майлз был тряпкой, а Джейка Шмидта я с самого начала терпеть не могла. Подонок! Все докапывался, почему ты ушел… Будто мы могли остановить тебя! Я настаивала, чтобы наняли нового хорошего мастера и продолжали дело. И тогда фирма бы стоила дороже. Но Майлз уперся.

– А что было потом?

– Ну, потом мы, конечно, продали лицензию на производство «Горничной» фирме «Приводные механизмы». Ты будто не знаешь – сам ведь там работаешь.