Кукловоды и марионетки. Воспоминания помощника председателя КГБ Крючкова

Нет никаких сомнений в том, что и фотокопии документов из коллекции фон Лёша спокойно хранятся себе в Политическом архиве ФРГ, и материалы бывшего закрытого пакета № 34 тоже имеются в наличии в фондах Президентского архива РФ. Я ставлю под сомнение лишь их подлинность как реальных, а не сфальсифицированных кем-то, скорее всего, спецслужбами фашистской Германии, двусторонних советско-германских соглашений того периода. При этом отталкиваюсь от непреложного факта, который до сих пор никем документально, а не огульно, не опровергнут. А именно: одни и те же опубликованные в различных источниках материалы не идентичны, не тождественны друг другу, как это должно быть на деле, по существующим нормам международного права, по законам и правилам дипломатии.

Давайте вспомним, как готовятся и оформляются двусторонние международные соглашения, по крайней мере как они готовились ранее, до появления компьютерной и множительной техники? Печатается под копирку текст соглашения в двух или, при необходимости, в большем количестве экземпляров, причем, как правило, он составляется на государственных языках стран-участниц соглашения.

Затем этот текст тщательно, подчеркиваю это слово – тщательно, “вычитывается”, и уж затем полномочные представители государства подписывают по два экземпляра документа с каждой стороны – два оригинала и две копии. Один подписанный подлинник на языке страны и подписанная копия на иностранном языке остаются у одной стороны договора, другие два экземпляра – у другой. При необходимости подписи скрепляются государственными печатями участников международного соглашения. Далее следуют предусмотренные нормами международного права и требованиями национального законодательства обязательные юридические процедуры – ратификация в парламенте, официальная публикация в печати и пр., затем соглашение вступает в силу.

Поэтому все особенности оформления оригинала и ее копии непременно должны совпадать: машинописные интервалы, перенос слов, вставки и исправления погрешностей и т. д.

У меня всегда возникало глухое чувство внутреннего протеста, когда я рассматривал фотокопию русского текста основного “секретного дополнительного протокола” из коллекции фон Лёша с хорошо видимой вставкой от руки буквы “з” в слове “разграничение” и с надпечаткой слова “beiden” в немецком документе.

Им что, подписантам, равно как и ответственным сотрудникам из ближайшего окружения Молотова и Риббентропа, было невтерпеж? Так уж им приспичило побыстрее разделить на куски обреченную Польшу и обозначить сферы взаимных притязаний в Европе, что уже и пяти лишних минут недоставало для того, чтобы оформить важный документ как следует, а не пускать его в жизнь с подобными помарками и небрежностями?

Чем была обусловлена подобная спешка, что это за политическая гонка по пересеченной местности под обстрелом противника? Сталин, что ли, стоял над душой у Молотова, или фюрер беспрерывно торопил Риббентропа по телефону и грозил ему за задержку подписания всяческими карами? Странно все это, непонятно и откровенно говоря, плохо объяснимо, как бы не старались сейчас убедить в обратном при посредничестве писателя Карпова переводчик В. М. Бережков и другие свидетели “исторического сговора двух тиранов”…

С текстами других “секретных” дополнительных и конфиденциальных протоколов дела обстоят тоже не лучшим образом. То есть в них дата и место подписания, то их нет, то обнаруживается явная неграмотность по тексту русского экземпляра, то посол Шулленбург подпишется в одном месте как истинный немецкий аристократ, а именно “conte von der…”, то отметится как плебей – укажет лишь свою фамилию и будет с вас, господин Молотов…

Замечу вскользь, что лично мне рассказы Анатолия Лукьянова, Валерия Болдина, Лоллия Мошкова, Юрия Мурина и других бывших работников Общего отдела ЦК, “Особой папки” или же архивов Политбюро ЦК КПСС о строгом порядке работы с имевшимися там материалами, в том числе хранившимися в опечатанных пакетах, не шибко интересны. Более двух лет я руководил работой точно такой же “Особой папки” в Секретариате КГБ СССР, а инструкция по работе с этого рода документами была единой и безусловной к исполнению для всех, а не только для Общего отдела ЦК КПСС. Не нужны мне и явно ангажированные свидетельства “главного архивиста всех времен и народов” Р. Пихоя и прочих “добытчиков архивного золота”…

В своих предыдущих публикациях я уже отмечал, что имею определенные претензии и ряд недоуменных вопросов к содержанию и оформлению секретной переписки посольства Германии со своим МИДом, опубликованной в известной книге госдепартамента США от 1948 года и воспроизведенной впоследствии историком-эмигрантом Юрием Фельштинским в книге “Оглашению подлежит: СССР – Германия. 1939–1941: Документы и материалы”, издательство “Московский рабочий”, 1991 год. Все эти материалы нынче весьма востребованы и активно используются теми исследователями, которые упорно стоят на позиции реальности существования “секретных протоколов”.