Куклу зовут Рейзл

Но возвратимся к Валерию Залмансону. До того как его выгнали, он работал в Госкомитете под непосредственным началом Беспрозванного. Была это довольно неприятная работа, начальник помыкал им, как мог. Надо сказать, что, в противоположность Беспрозванному, Валерий (или, как мы его звали, Лер) был человеком лёгким, весёлым, приветливым — что называется, рубаха-парень. И вот однажды, отправляясь с женой в цековский санаторий, Беспрозванный среди множества наставлений и поручений оставил Валерию и такое: когда на утверждение поступит производственный план киностудии, выбрать в нём самую богатую тему, то есть чтобы фильм был подлиннее и с большим тиражом, и сообщить немедленно телеграммой в санаторий. «Какая тема — неважно. Что про технологию бетона, что про ловлю сардин — мне всё равно, я опытный журналист». И уехал. А Валерий выкинул такой номер: через несколько дней послал ему телеграмму: «Название темы «Кадум», шесть частей, заказчик Химстрой. Телеграфируйте согласие». И точно, на следующий день пришёл ответ: «Темой кадум согласен. Прошу сообщить студии. Беспрозванный».

А если прочесть «кадум» наоборот, получится…

Вся кинопромышленность умирала со смеху. Наверное, добрую неделю никто не работал, все обсуждали казус под кодовым названием «кадум» и отыскивали всё новые подробности. Злорадствовали все, включая комитетское начальство, поскольку «зятёк» успел досадить людям и там. Этим, видимо, и объясняется сравнительная мягкость наказания: Залмансона не выгнали на улицу, а объявили ему выговор и перевели с понижением к нам на студию, то есть в обычное место ссылки всех провинившихся и ненадёжных.

На студии его встретили как доблестного рыцаря Ланцелота, победившего дракона. Хотя в действительности никого он не победил, скорее наоборот, но всё же публично обозвал дракона… этим… кадумом. В нашем редакторском цеху он сразу стал своим человеком, со всеми установил добрые отношения. На домашних вечеринках и в шашлычной на Тверском бульваре Залмансон был душой застолья, сыпал анекдотами, изощрялся в тостах, пародировал начальников. Но не только анекдотами он завоевал наши сердца. Как-то публично оборвал некого антисемита, коих на студии было немало.

Я уже говорил, что состав студии отражал изгибы партийной политики. Время от времени партия указывала ВГИКу, главному поставщику творческих кадров, что среди оканчивающих это заведение недостаточно много представителей рабочего класса, трудового крестьянства и национальных республик, а всё больше сынки из столичных интеллигентских семей. ВГИК срочно набирал молодых людей «из низов» и из республик, и статистика на время начинала выглядеть вполне удовлетворительно. Но через несколько лет эти «неоинтеллигенты» приходили на работу в кино, и тут выяснялось… Как бы помягче сказать?..

Нет-нет, были, конечно, и такие самородки из народа, как Шукшин, или такие нацкадры, как Иоселиани, но на каждого из них приходились десятки абсолютно не склонных к творческому труду скобарей с высшим образованием, принятых в институт исключительно по анкетным данным. Что с ними делать? Их отправляли на нашу студию, но здесь выяснялось, что и в этом второсортном деле они не орлы… А сами эти «неоинтеллигенты» искренне негодовали: что происходит, я окончил ВГИК, стал профессионалом с высшим образованием, я член КПСС, идеологически выдержан и предан кому нужно — в чём дело? Почему меня считают второсортным и не дают ходу?! Не иначе, имеет место заговор. Ну а кто эти заговорщики, которые ходу не дают русскому партийному таланту, нетрудно сообразить. Это они… Засели, понимаешь, повсюду, и только своим, только своим!..

Все инстанции заваливали письмами о еврейском заговоре в кино. Авторы этих документов всегда были готовы повторить свои идеи и в устной форме, на студии, прилюдно. И вот одному из них дал отпор наш Лер Залмансон, когда тот громко поносил евреев во дворе студии, рассчитывая, как всегда, на полную безнаказанность. Лер оборвал его, назвал бездарью и завистником, обругал неприличными словами и пригрозил набить морду. Борец с еврейским засильем поперхнулся от неожиданности и замолчал. Евреи тихо радовались, обнимали Лера (в сторонке, чтобы никто не видел), а на следующий день в шашлычной пили за его здоровье. Сам герой вёл себя с подобающей скромностью — на моём месте, мол, каждый… и так далее. Но это, увы, было явной неправдой, потому что на его месте побывал, наверное, каждый работник нашей студии, и еврей, и русский, а вот только один Залмансон укоротил хулигана. Мы торжествовали и восхищались его поступком. Прямо еврейский Ланцелот!