Куклы на чердаке

Меня так и подмывало спросить, но почему же все-таки она выбрала меня, неужели за всю свою сознательную жизнь она так и не обзавелась настоящими друзьями, но я не сделала этого. Подумала: пусть все идет, как идет. Кто знает, что еще, какой сюрприз подготовила мне моя судьба.

11

Страхилица (Болгария). Октябрь 2008 г.

Елена Вьюгина стояла с мужем перед деревянными воротами маленького домика, крытого черепицей, смотрела с недоверием на лающего желтого пса, привязанного к уродливому, с редкими досками, забору и пыталась понять, есть ли кто в доме или нет. Моросил дождь, одинокий, торчащий среди запущенных малиновых кустов, словно обугленный подсолнух наводил тоску…

— Смотри, она и помидоры выращивала, видишь, ровные грядки… Бедная моя девочка… Что заставило ее спрятаться здесь? Мне кажется, у меня сердце разорвется, если я ее увижу… Костя, ты чего молчишь? — Она оглянулась на мужа и посмотрела на него растерянно. — Ну что такого мы ей сделали? За что она нас так не любит?

— Знаешь, — отозвался Константин Вьюгин, приближаясь к жене с зонтом и пытаясь укрыть ее от дождя, — мы с тобой так часто задавали себе этот вопрос, что теперь даже я не знаю на него ответ… Только мне в последнее время кажется, будто бы мы с тобой смотрим один страшный сон на двоих… И этот дом — он тоже нам снится…

На лай собаки вышла соседка. Невысокая, в сером дождевике, малиновых шароварах и синем платке. Симпатичная турчанка лет пятидесяти пяти.

— Какво тырсете? (Что ищете?)

— Наташа… Тут живет Наташа? — Оживилась Елена, радуясь появлению женщины.

— Да, тука живее… — И тут женщина неожиданно переключилась на русский. — Она уехала. Говорят, к приятелке… в Алманию.

— Куда? — Хором спросили Вьюгины.

— В Алманию… то есть, в Германию…

— К какой еще приятельнице? — Удивилась Елена. — Когда?

— Преди едва седмица… (неделю назад). Тя оставила ключове за Нуртен и заминала за Германия…

Спустя несколько минут к воротам подошла еще одна женщина с очень серьезным лицом. В отличие от первой женщины, эта была одета побогаче и почище. В толстом вязаном жилете до колен, темно-синих шароварах и красивом красно-синем узорчатом платке, стянутом узлом на затылке повязанном. Окинула приезжих с головы до ног.

— Вы — майка и баштата на Наташа, так? (Вы мама и папа Наташи). Меня зовут Нуртен… Дождь вали… Пойдемте, я открою вам кышту… (Пойдемте, я открою вам дом.) — Это куче, Тайсон… Хубово куче… Никого не пускат… (Хорошая собака. Никого не пускает.) Ваша доштеря работала у мен (ваша дочь работала у меня).

— И кем же она у вас работала? — Елена почувствовала, что ноги не слушаются ее. Она так долго искала эту Страхилицу, что теперь, когда она стояла возле дома, где по ее сведениям, полученным в полиции, должна была проживать ее дочь, силы оставили ее. Она сильно волновалась. И в том, что Наташа забралась в такую глушь и предпочла жизнь в маленькой болгарской деревне Москве, она винила исключительно себя и мужа.

— По хозяйству помогала…

— Домработница что ли? — Ужаснулась она.

Они прошли мимо лающего пса по дорожке, остановились возле кривых, опасных ступенек, ведущих на маленькую террасу, выложенную кусками разноцветной плитки. Маленький домик, выкрашенный белой краской, четыре окна, низкая дверь с замком.

— Заповядайте (приглашение), — Нуртен распахнула дверь.

— Костя, смотри, не ударься головой. Видишь, как низко…

— Вы из России?

— Да, из Москвы… Вот, ищем Наташу… Понимаете… — говорила она, входя в маленькую кухню и удивляясь тому, что центральное место ее занимала большая дровяная печь, от которой шла выкрашенная в коричневую краску труба. Эта труба проходила над головой вдоль всей кухни и выходила в отверстие под потолком. — Понимаете… у нас был конфликт…

Она решила разговаривать с этой женщиной, которая, возможно, была единственным человеком, который приютил Наташу, помог ей, открыто…

— … Конфликт… И Наташа уехала. Мы долго искали ее… Это оказалось довольно трудным делом… У нее ведь документы просрочены…

— Аз разбирам… (Я понимаю…)

Нуртен, заглянув в маленький навесной шкафчик и холодильник, сказала, что сейчас придет, и ушла.

— Костя… И наша дочь вот здесь живет? — Лена села на стул и закрыла лицо руками.

— А что… Люди везде живут. Не самое плохое место, между прочим, — ответил бледный, с потухшим взглядом Константин. Он-то точно знал, что в том, что дочь сбежала, виновен только он. Она испугалась, что в Москве ей жизни не будет, что он, ее отец, просто замучает ее упреками. К тому же, она — девочка ответственная, и решила, что непременно должна вернуть им те деньги, которые им пришлось выложить цыганам. Вот только интересно, как она здесь, в этой деревне решила зарабатывать деньги? Чем? Помогать по хозяйству этой симпатичной турчанке? Подметанием и стиркой много денег не заработаешь… — Здесь красиво, ты не заметила, Лена? Тихо… Если бы я оказался на ее месте, то поступил точно так же… Я только не понял, куда она отправилась?

— Вроде к подружке в Германию. Скажи, Костя, ты слышал когда-нибудь, чтобы у нее были подруги в Германии?