— Нет, ты же отлично знаешь…
— Думаешь, она снова в кого-нибудь влюбилась?
— Не смешно…
Вернулась Нуртен. В руках ее был пакет, из которого она достала банку, свертки…
— Кисело мляко, сирене (брынза), захар, кофе… хляб… — Женщина принялась накрывать на стол. Откуда-то появились маленькие чашки, тарелочки, сахарница…
— Здесь брынза — основной продукт, — заметил, вздыхая, Константин. За те три года, что прошли с той поры, когда в их семье произошла эта трагедия с Наташей, он сильно постарел, поседел. Ему было ужасно стыдно за то, что в то время, когда они занимались поисками Наташи в Варне, он действительно больше думал о потерянных деньгах, нежели о дочери. Он был почему-то уверен, что с ней-то теперь все будет хорошо, она поправится, придет в себя, и эта история с Тони и ее странным замужеством забудется. А вот денег теперь не вернуть… В те дни, когда он в сердцах отправлял из Москвы в Болгарию крупные суммы, он знал, что они идут на лечение дочери, на решение каких-то ее проблем, в это, во всяком случае, ему хотелось верить… Но когда все закончилось, и им удалось вырвать Наташу из рук преступников, и он увидел ее, то прежнего чувства страха за дочь, за ее жизнь, уже не осталось. Вместо этого в душе поселилась глухая злоба на каких-то посторонних людей, который присвоили себе эти деньги, да досада на дочь, что это из-за нее, из-за ее легкомыслия он лишился таких денег… Тем более, что большая часть была взята в долг, и долги эти надо было отдавать…
И Наташа поняла это. По его взглядам, отрывочным фразам, упрекам, готовым сорваться с языка… Она не пожелала жить с родителями, которые теперь будут изводить ее напоминанием о черной странице ее жизни и, чтобы спастись от этого кошмара и, возможно, от надвигающейся депрессии, решила переждать этот эмоциональный шторм в тихом месте. Один на один со своей болью и стыдом.
— Вероятно, она поехала на заработки… — сказал он, чтобы что-то сказать.
— Да как же она могла уехать, когда у нее виза просрочена… Чтобы поехать в Германию, ей нужна шенгенская виза… А чтобы получить ее, у нее должно было все в порядке с документами… Я уж думаю, не связалась ли она снова с этим Тони…
И тут, вспомнив, что рядом Нуртен, она, извинившись, спросила ее:
— Скажите, она здесь жила одна или с молодым человеком?
— Сама, — ответила Нуртен, опуская с каждую чашку с холодной водой и кофе примитивное приспособление для варки кофе — соединенные изолентой две чайные ложки и проводом — своеобразный кипятильник. — Она живела тука сама… (Она жила здесь одна.)
— Хорошо хоть так… — немного успокоилась Елена. — Значит, хотя бы на это у нее ума хватило — не возвращаться к этому Тони… Спасибо, Нуртен за кофе… Так хорошо пахнет… И брынза тоже выглядит аппетитно… Скажите, здорова ли была моя дочь?
— Здрава…
— У нее были проблемы с волосами… — Лена как могла показала на себе.
— Коса-то? Хубова коса (хорошие волосы). Всичко нормално.
— А это точно, что она уехала в Германию?
— Ей письмо пришло из Германия. От приятелки. Аз дала на ней пари, и она заминава в Германия… (Я дала ей денег, и она поехала в Германию).
— У нее есть телефон? Вы не знаете номера ее телефона?
— Как не знам? Знам… — С этими словами Нуртен достала из кармана жилета телефон, нашла номер Наташи и протянула Елене.
— Костя, у тебя есть ручка? Запиши! Мы ей сейчас позвоним, и, если она отзовется, значит, она в Болгарии, так?
Записали, позвонили. Нуртен сама несколько раз пыталась дозвониться до Наташи.
— Ее няма в Болгария. Она в Алмания… Ваша-то доштеря — хубова момиче… много работала. Аз платих ей сто лева… Наташа имат козы, кокошки…
— Она держит коз и кур, — перевел Константин. — Ты когда-нибудь могла себе представить, Лена, что наша дочь будет держать коз и кур?
— Бедная девочка… Костя, и что же нам теперь делать? Где ее искать?
— Живите тука. Она позвонит мне, — сказала Нуртен. — Кога позвонит, я дам вам телефон…
— Она дело говорит… Если у них были хорошие, теплые отношения, то рано или поздно Наташа ей сама позвонит, расскажет, где она… Вы, Нуртен, постарайтесь расспросить ее, где она живет, в каком городе, хорошо? Может, адрес… Или телефон там… в Германии…
— Аз имам много работа, — сказала Нуртен. — Моя-то кышта близко, тука… (Я живу поблизости). Запишите мой телефон.
Константин записал. Нуртен извинилась и ушла.
Они остались одни.
— Пойду, посмотрю спальню…
— Я тоже… Что-то так устал… Да и голова разболелась. У тебя есть таблетка?
— Есть.
В спальне они увидели хорошую, добротную кровать, аккуратно застеленную пестрым вязаным одеялом.
— Совсем другая жизнь… Все по-другому… И мне постоянно кажется, что здесь жила не наша Наташа, а какая-нибудь другая Наташа, ее тезка… — Она подошла к мужу и обняла его. — Костя…
И заплакала.
12