Куклы на чердаке

— Об этом знаем только ты, да я. Что касается людей, занимающихся миграционными проблемами, то ты для них — персона нон грата. Сначала ты связалась с преступными элементами, попросту говоря, с цыганами, возможно, участвовала вместе со своим женихом в их криминальном бизнесе, связанном с продажей людей на органы… Потом, как ты говоришь, твоего жениха убили… Согласись, что просто так людей не убивают. Значит, было за что… Ты извини, что я разговариваю с тобой так прямо и кажусь жестокой, но я стараюсь увидеть твою ситуацию глазами сотрудников миграционной полиции… Потом ты сбегаешь от родителей, и это как раз в такой момент, когда тебе надо было бы просто ухватиться за эту возможность и вернуться домой, в благословенную Москву… Нет, ты сбегаешь, покупаешь себе домишко в микроскопической болгарской деревне… Почему? — спросят тебя. Что ты там забыла? Подумаешь, папа твой упрекал бы тебя за растраченные деньги… Ерунда какая-то! Это все — несерьезно! Когда-нибудь эти упреки все равно закончились бы, и ваши отношения приобрели бы более близкий, родственный характер. Ведь ты их дочь, и они любят тебя… Пойдем в кухню, я приготовлю кофе… Не могу так долго без кофе…

Я слушала ее, понимала, что какой-то процент правды в том, что она говорит, есть, особенно в той части, где она упоминала миграционную полицию. Но чтобы Герман представлял собой эти самую миграционную полицию — это было слишком. Все объяснялось просто — ей не хотелось, чтобы у меня, помимо нее, появился покровитель. Тем более, мужчина, да еще и немец. Это она не знала еще, что он адвокат…

Понимая, что очень скоро мы с Соней расстанемся и, испытывая к ней чувство, похожее больше на жалость, я согласилась составить ей компанию и выпить кофе. В сущности, и говорить-то с ней было уже бесполезно — я приняла решение довериться Герману.

— Знаешь, Наташа, а ведь ты — верх легкомыслия. Сначала вот Тони, потом — бегство от родителей, и вот теперь ты тут, у меня… Тебе не страшно вот так… порхать с места на место?

— Страшно, но тебя это уже не касается. Ты заманила меня сюда неизвестно, для чего, а теперь еще и издеваешься?

— Тебе с молоком или черный?

— Да какая разница? — Мне на самом деле было все равно, какой кофе пить.

— Может, я тебя и заманила, но ты-то приехала… На что ты надеялась?

Я сделала несколько глотков кофе.

— Честно? — Я вдруг решилась сказать всю правду. — Подумала, что может, есть на свете человек, который поможет мне начать новую жизнь… В знак благодарности за то, что я, рискуя, без документов, пересекла столько границ… Ведь ты же понимала, что только человек, находящийся в отчаянном положении, способен на такой шаг…

Меня вдруг потянуло в сон, и чувство это было таким сладким, блаженным, что я, забыв обо всем на свете, крепко уснула…

Очнулась я от незнакомого мужского голоса. Открыла глаза, и поняла, что я лежу в гостиной на диване, и кто-то заботливой рукой укрыл меня пледом. За столом сидел худой высокий господин средних лет в сером костюме и голубой рубашке с синим галстуком. Лицо его было бесстрастно, как у человека, которого оторвали от важных дел и пригласили, за деньги, неизвестно зачем, в этот дом. Он терпел это свое положение, как мне стало потом ясно, исключительно из профессионального интереса. Мне назвали его имя, но я его не запомнила. Вскоре появился и другой мужчина, помоложе, в джинсах и свитере.

— Это мой муж, Эрвин, — представила мне его Соня. Она за то время, что я спала, преобразилась. На ней был безукоризненный темный костюм, белая блузка с кружевами. — Как я тебе и обещала, Наташа, мы с Эрвином сделаем все возможное, чтобы решить проблему с твоим пребыванием в Германии. — Вот этот господин привез документы, которые тебе следует подписать… Он будет зачитывать тебе его на немецком, а Эрвин, на правах профессионального переводчика (к счастью, у него есть право оказывать подобные услуги), переведет тебе его…

— Что за документ-то? — Я потерла лоб.

— Мы обязуемся положить на твой счет в банке две тысячи евро, и ты получишь документ, разрешающий тебе оставаться в Мюнхене целый год. Думаю, что за это время мы подыщем тебе работу и, если ты только пожелаешь, квартиру, после чего фирма, которая возьмет тебя на работу, заключит с тобой контракт, и, таким образом, у тебя будет уже рабочая виза…

Господин из миграционной службы открыл черную кожаную папку и скучным монотонным тоном принялся зачитывать текст. Время от времени он делал паузу, во время которой Эрвин, муж Сони, на довольно-таки сносном русском переводил мне какие-то хитроумные фразы, связанные с моим пребыванием в городе Мюнхене. Слушая его, я вдруг поняла, что совершенно ничего не теряю, соглашаясь в очередной раз принять от этой семьи волшебные евро. Я даже мысленно была согласна с тем, что время от времени будут навещать полоумную Соню, пить с ней чай… Что же будет со мной потом — время покажет…

Я откровенно зевала, слушая господина из миграционной службы, не понимая, как могло вот так сложно составлять простые, по сути, документы…