Куклы

- Ни одного из них не знаю, - всматривался Гусь в лица покойных, с которых Кузя уже успел снять шлемы. - На Базе видел, но ни с одним не знаком. И этого громилы, который на военстала повадками похож был, среди них. Бормоглота я тоже не вижу - от смерти борода менее рыжей не становится.

Камаз и Кузя молчаливыми кивками подтвердили свою полную солидарность во мнении с Гусём. Дима ненадолго задумался.

- Для меня здесь всё ясно, - сказал он. - Насколько я помню, ни один из тех, кого вы упомянули, не был в первой машине: её экипаж отвалился с радара сразу же, а эти ещё некоторое время светились. В общем, здесь нам делать больше нечего.

Стараясь не терять осторожность, группа выдвинулась к месту, где, по заверениям Борщевского, стояло несколько пригодных для ночлега кунгов, оставив за спиной мёртвые тела незнакомых им людей и тварей. Гусь всю дорогу хорохорился, рассказывая, что Бормоглота среди покойных в принципе оказаться не могло, потому что Бормоглота так просто не возьмёшь, и вообще, это такой матёрый сталкер, такой человечище... Дима слушал его трёп и понимал: на самом деле Гусю страшно, только вот истерика у него такая необычная. И ещё ему думалось, что гнездо с детёнышами кровососа скорее всего будет сниться ему по ночам.

Утром, после успешного и, что немаловажно, запланированного, ночлега в кунгах, Дима ошарашил всех остальных заявлением, что для них задачи на этот выход исчерпаны, а у него ещё есть некоторые дела, требующие завершения. Потому надлежит им выдвигаться обратно на Базу, руководствуясь всё тем же треком, но ни в коем случае не следовать за ним следом. Сказав это, он поднялся, и отправился обратно, в сторону злополучной объездной дороги.

Практика показала, что Дима слишком плохо знал эту троицу, с которой сталось догадаться, куда он решил направиться дальше. Останавливаться на полпути, равно как и мотаться туда-сюда, было не в их стиле, тем более, что со сгоревших бронетранспортёров разжиться ничем не удалось, и рюкзаки были пусты.

- Попутно артефактов каких наберём, чтобы пустыми не возвращаться, - авторитетно выдал Гусь, и их троица, ведомая лейтенантским треком, двинулась к Мёртвому городу.

Через некоторое время все трое признали, что места здесь странные. Выяснилось, что никому из троих ранее сюда забредать не доводилось, и это стало поводом для противоречащих друг другу радости и беспокойства. С одной стороны, перед каждым рисовались перспективы нахождения каких-либо ценных артефактов, но в то же время, случись что - спрятаться, возможно, будет негде.

Ближе к вечеру, уже на подходе к Вилёвску, под ногой Камаза что-то громыхнуло железом. Раскидав ногами песок, которым был присыпан источник звука, троица обнаружила старый канализационный люк. И не пришлось бы им в него лезть, кабы не показавшиеся на небе красные тона, которые можно было бы посчитать закатными, лейся они не с севера, а с запада. Выбросов на ближайшее время не прогнозировалось, но все признаки были налицо, и перепуганные сталкеры, развернувшись, резво припустили назад, надеясь, что пространство под люком окажется достаточно глубоким, и его хватит на троих. На троих хватило во всех смыслах, кроме глубины. Сказать, что им было плохо, означало не сказать ничего. По окончании Выброса, обколотая всем, что было в их аптечках, ошалевшая троица вывалилась из люка на поверхность, где их и обнаружил уже возвращавшийся из Мёртвого города Дима. Дело близилось к ночи, а все подходящие для ночлега варианты казались недосягаемыми.

- Вы кретины и дебилы. Вы даже не понимаете, куда сунули свои свиные рыла. А, пошло оно всё. Вставайте, идиоты. Потом, если эту ночь переживём, детям своим рассказывать будете, что в Мёртвом городе папкам однажды ночевать пришлось. И молитесь, чтобы не пришла ОНА.

- Кто она? - раздалось со стороны столба.

- Снежная. Для вас - Белая, - голос Димы стал бесцветным.

Эту ночь, проведённую в одной из квартир какого-то трёхэтажного здания, вся троица запомнила надолго. Первым начал Гусь, потребовавший, чтобы Димон перестал прикидываться жмуром, поскольку ему, Гусю, дескать, от этого становится очень страшно и он уже готов навалить в штаны. Дима ответил ему очередной непристойностью, смысл которой заключался в том, что если он, Гусь, не может мимикрировать под обычное население этого места, то для начала нелишним было бы завалить хлебало и не шуметь. Гусь надулся, но всё же замолчал.

Несмотря на совершеннейшее отсутствие каких-либо звуков по другую сторону окна, ни один из них не рискнул подняться и выглянуть наружу, боясь увидеть что-то... что-то. Что конкретно, не знал никто, но в том, что это будет стоить им жизни, был уверен каждый. Стояла гнетущая тишина, не было даже шума ветра, которому в подобных местах полагалось гулять. Дима неподвижно сидел в углу, остальные, в полнейшем молчании, лежали у стен. Заснуть не получалось никому, да никто и не стремился. Казалось, что время в этом месте остановилось полностью, и утро не наступит никогда, потому что эта ночь будет вечной.