Куколка

«Паутина» представляла собой невообразимое сочетание красоты и прагматических инженерных решений. На протяжении тысяч километров она была усыпана цилиндрическими отсеками и сферическими хранилищами топлива для ракет, двигатели которых никогда, насколько хватало памяти поколений, не прекращали своей работы, неся корабль к звездам, невидимым невооруженным глазом. Размеры корабля свидетельствовали о его мощи: наращивание массы означало наращивание инерции; достигалось это огромными трудами и множилось поколениями. Дальние звезды будут достигнуты в далеком будущем; Сарри и Лильке больше интересовались несколькими дюжинами ближних солнц, как яркими, так и тусклыми, висящими манящей гроздью, словно драгоценное ожерелье. Они знали, что каждому сопутствует своя планетарная система. Работы тут было на несколько столетий, то есть на много поколений ученых и Голосов — от такой перспективы захватывало дух. Молодой Голос, держа руки подруги, пел свои любимые песни во славу «Паутины», Наставников и мудрых предков, благодаря которым стала реальностью вся эта восхитительная жизнь.

Позади «Паутины» тускло поблескивало коромысло Млечного Пути. Корабль давно вырвался за пределы его притяжения. Причиной этого была все та же инерция. Позволить инерции движения корабля увлечь их в межгалактический холод на поиски сиротских солнц и для спасения прозябающих там жизней оказалось проще простого. Сарри понимала, что они все равно описывают колоссальный ленивый круг, дабы позволить гравитации Млечного Пути снова притянуть их к себе, положив начало новой спирали космического скольжения.

Из машины-пузыря Сарри видела и будущее, и прошлое. Она не могла удержаться от возгласов искренней радости, на что реалистка у нее за спиной откликалась добродушным смешком.

Реалистка превосходила Сарри смелостью и пытливостью. Лильке была продуктом изобретательности Наставников — генной инженерии и умелого воспитания будущего ученого. Поэтому предложение посетить архивы принадлежало ей.

— Прямо сейчас! — настаивала она. — Разве ты против?

Никаких правил, препятствовавших этому, не существовало. Однако Сарри захотелось сперва испросить разрешения.

— Мы вернемся домой, и я спрошу у Эджи...

— Нет! — отрезала Лильке. — Я сама хочу распорядиться своим свободным временем.

Дорога оказалась недолгой. Машина домчала их до центра «Паутины» — гигантского трехслойного колеса, ощетинившегося разнокалиберными телескопами, плазменными пушками и лазерами — сугубо оборонительным оружием, предназначенным для пальбы исключительно по приблудным кометам.

Сарри было не по себе. Они вышли из машины и оказались в маленьком белом помещении. Она ухватилась за руку Лильке, словно иначе провалилась бы сквозь пол. После минутного ожидания, показавшегося ей нескончаемым, в белизне стены прорезалась дверь, и перед ними возник Наставник невиданного облика.

То была сугубо функциональная машина, элегантно выполненная, но простая, с острыми углами и суставами, торчащими на спине, как иглы у дикобраза. Стерильный, безжизненный голос произнес:

— Добро пожаловать.

В механической сущности Наставников не было никакого сомнения. Но почему-то Сарри утратила остатки решимости и растерянно пролепетала:

— Я хочу поговорить с Эджи. Он здесь?

— Разумеется, дитя мое, — ответила машина.

— Мы приехали на экскурсию, вы не возражаете? Лильке, моя подруга, — генетик, то есть будет генетиком. Ей захотелось ознакомиться с архивами, если это возможно, конечно.

Машина довольно засмеялась.

— Сарри, разве ты меня не узнаешь?

— Эджи?!

Смех стал громче, к нему присоединилась Лильке. Смущенный Голос понемногу присоединился к ним.

Эджи повел их осматривать древние хранилища. Здесь царствовала белизна, отражающая стройную концепцию чистоты, граничащей с аскетизмом. Белые стены представляли собой бесчисленные глубокие ящики, запечатанные цилиндры, в которых хранилась ДНК, РНК и ПНК из бесчисленных миров.

Наставники были прежде всего неутомимыми собирателями.

Прогулка получилась долгой. Иногда на глаза девушкам попадались другие Наставники, в таком же механическом воплощении, если не считать различий в деталях. Сарри чувствовала себя неуверенно, хотя понимала, что не должна доверять своим инстинктам. Голоса обучались распознавать органику, а не механизмы, и она то и дело напоминала себе, что долгий пристальный взгляд и ледяное молчание машин могут не иметь никакой подоплеки.

В одном из бесчисленных коридоров Эджи, не предупредив экскурсантов, остановился и дотронулся до панели управления. Из стены выехал вертикальный трап.

— Полезайте, — скомандовал он. — На самый верх, пожалуйста.

В архиве искусственная гравитация была слабее, чем в жилых отсеках, однако карабкаться все равно оказалось нелегко. Сарри успела устать и разозлиться, глаза застилала пелена. Наверху их ждал керамический ящик, снежно-белый, с крохотной черной точечкой — микросхемой памяти и черным подробным рисунком, изображающим человека.

Лильке дотронулась до рисунка.

— Итак, кто же там внутри? — осведомился Эджи.

— Я, — шепотом ответила Сарри.