Куколка

Когда Бэлль расстегивала платье, она вдруг попыталась представить себе, как Этьен целуется. Не в щеку, а по-настоящему, в губы. От этой мысли ей стало горячо и по ее телу пробежала дрожь.

Бэлль взглянула на его койку и неожиданно поняла, что хочет оказаться там, рядом с ним. Дрожащими пальцами она расстегнула оставшиеся пуговицы, переступила через платье и сняла ботинки. Затем последовали две нижние юбки, упавшие на голубое платье белой пеной.

Девушка замерла в одной рубашке, панталонах и чулках, не решаясь раздеваться дальше. Белая мягкая хлопчатобумажная рубашка с драпировкой и рядами кружев у низкого декольте нравилась ей — ее тоже дали Бэлль в Париже. Приняв решение, девушка стянула чулки и панталоны, забросила все вещи на свою койку, а сама забралась на постель Этьена.

Сердце колотилось у Бэлль в груди, каждый нерв был натянут, как струна, каждая клеточка тела ожидала его возвращения.

К счастью, ждать пришлось недолго — вскоре Бэлль услышала в коридоре знакомые шаги.

Открылась дверь каюты, и вошел Этьен. Он резко остановился, когда увидел Бэлль в своей постели.

— Что ты здесь делаешь? — удивился он. — Ты опьянела настолько, что не смогла взобраться наверх?

Ей понравилось то, что он не сразу понял: она оказалась в его постели потому, что хотела быть с ним.

— Нет, я здесь потому, что хочу, чтобы ты меня обнял, — нервничая, прошептала Бэлль.

Этьен снял пиджак и повесил его на крючок в изножье, потом опустился у койки на колени.

— Красавица Бэлль, — вздохнул он. — Ты способна соблазнить даже самого святого из мужчин. Но зачем? Учишься быть искусительницей? Или решила, что, если ляжешь ко мне в постель, завтра я не смогу отвезти тебя в публичный дом?

— Я знаю, что ты все равно меня туда отвезешь, — ответила Бэлль, несколько обескураженная его встревоженным лицом. — Но в Париже Лизетт говорила мне, что, если я встречу мужчину, который по-настоящему мне понравится, мое отношение к… этому может измениться. — Она не могла заставить себя произнести «секс» и «трахаться», а если и существовало какое-то нейтральное слово, то она его не знала.

— С мужчиной, который тебе по-настоящему нравится, это называется «заниматься любовью», — подсказал Этьен, наклоняясь ближе к ее лицу. — Я польщен, что понравился тебе, Бэлль. Мне еще никогда так не нравилась девушка, как ты. Я обниму тебя и поцелую — и на этом мы остановимся, ведь дома меня ждет жена, а я не хочу ей изменять.

Он наклонился еще ближе. Их губы встретились, соприкоснулись, как будто бабочка взмахнула крылом. Бэлль обхватила Этьена руками, и его язык проник ей в рот. По спине девушки пробежала дрожь.

— Ну как тебе? — поддразнил он.

В свете единственной свечи Бэлль не могла рассмотреть выражение его лица. Но она протянула руки, обхватила его ладонями, а большими пальцами нежно провела по губам.

— Настолько хорошо, что я хочу еще, — прошептала она.

Этьен опустился на койку рядом с ней, заключив в объятия.

— Ты маленькая искусительница! — вздохнул он. — В Новом Орлеане ты не пропадешь!

Он поцеловал ее еще раз, и еще. Все ее тело молило о ласках. Но хотя Этьен целовал Бэлль, тыкался носом в ее шею и руки, ниже спускаться он не торопился.

Бэлль видела, что он ее хочет, чувствовала, как напрягся его член, только и ждущий, когда его освободят из брюк, но когда она решительно положила руку Этьену между ног, он мягко отстранился.

— Нам обоим пора спать, — сказал он, нежно целуя ее в лоб и вставая с койки.

Этьен убрал ее одежду с верхней койки, задул свечу и залез наверх, а Бэлль растянулась на том месте, где прежде лежал он, улыбаясь своим мыслям и вдыхая его запах, сохранившийся на подушке.

Теперь, когда она знала, как это может быть приятно, ни один мужчина был ей не страшен. Бэлль огорчилась оттого, что Этьен был не готов обучить ее искусству любви, но он дал ей понять, что такое желание.

— Bonsoir, ma petite[9], — нежно произнес он сверху.

— Спокойной ночи, Этьен, — прошептала Бэлль в ответ. — Если все господа в Новом Орлеане будут похожи на тебя, их несложно будет полюбить.

Глава пятнадцатая

Золотые херувимы, которые держали гипсовый стол, бирюзовые бархатные диваны, заваленные золотистыми и розовыми атласными подушками, белое пианино, мраморная каминная полка и огромная картина с изображением обнаженной женщины, возлежащей на диване, — лишь немногие из чудес гостиной в maison de joie[10] мадам Марты, как его называла сама хозяйка. Бэлль заставила себя отвлечься от созерцания всего этого великолепия и навострить ушки, чтобы слышать то, что Этьен говорил мадам Марте.