— Значит так. Просыпается мужик с жуткого бодуна. Голова болит, тело ломит, глаза едва открываются, во рту — будто кошки нагадили. С великим трудом встает и видит записку: «Дорогой, я тебя очень люблю. Завтрак на столе, чистая одежда на вешалке, лекарство над раковиной в ванной. Целую, буду вечером». В голове возникают какие-то смутные сомнения и тревожные мысли. Идет в ванную, там все аж просто блестит чистотой. Глотает пару таблеток и долго пьет прямо из-под крана. Прямо как ты сейчас. Вроде вчера с друзьями немного посидел… слегка выпили… потом какой-то провал в памяти. Мужик заглядывает в комнату дочери и спрашивает: «Привет. Слушай, что-то случилось? Может, я что-нибудь пропустил?» «Да ничего, папочка. Просто ты вернулся домой под самое утро пьяный в говно. В дрова короче, очень-очень пьяный. Для начала блеванул в коридоре, потом на кухне блеванул, потом в ванной и спальне, зеркало разбил, а еще потом маму ударил...» «Я?! Маму?.. — вконец офигевает мужик, — не может такого… ничего не помню. Если все это было, почему эта записка от мамы? Чистые шмотки, да и вообще?..» «Ну, когда мы с мамой укладывали тебя спать, ты вдруг завопил: “отстаньте, шлюхи, меня любимая жена ждет!”».
— От похмелья лучше принять десять-двадцать грамм алкоголя, — сказал я, чтобы не молчать. Не знаю как у Стеллы, но у меня каждое слово отзывалось в голове мучительной болью.
— Да ну еще. Симптомы похмелья с такой помощью снимать не рекомендуется. Можно ситуацию усугубить и привести к развитию алкогольной зависимости.
— Кто сказал?
— Телевизионный доктор, в хирургической пижаме всегда выступает. Знаешь, передачи такие есть?
— По-моему все это полная чушь. Михаил Афанасьевич устами своего героя настоятельно рекомендовал следовать старому мудрому правилу: лечить подобное подобным. А Михаил Афанасьевич, как известно, был врачом, и очень неплохим.
— Удостоен степени лекаря с отличием. Уж мне-то мог бы и не напоминать такие общедоступные вещи. Ладно, хватит тут разглагольствовать, давай сюда свой чифирь, заварился уже.
— Сюда ложечку рома или коньяка не помешало бы добавить, но чего нет…
— Есть!
— Што? — не поверил я собственным ушам.
— Есть говорю, на пару ложечек. Вон ту дверцу открой… ага, эту… видишь?
И я увидел. За дверцей стояла миниатюрная сувенирная бутылочка рома со всемирно известной этикеткой.
— Ого! Он что, правда настоящий? Или это так, сувенир типа магнитика на холодильник?
— Самый что ни на есть настоящий. Как раз хватит. Говорят, такой ром давали пить приговоренным к смерти. В свое время поспорила с одним парнем из нашей фирмы на бутылку ямайского рома. Он, поверив популистским заявлениям, принялся доказывать, что после реформы частный детектив будет получать такую же пенсию, как и бывший главный инженер оборонного завода. Я же уверяла, что это полная лажа и пенсии уравняться не могут. Когда валоризация началась, он признал свою неправоту и за объяснения даже поблагодарил. Публично поблагодарил и прилюдно презентовал мне ром. Вот эту мини-бутылочку.
— Вот жмот!
— Это тоже присутствует. Но вообще-то он мужик неплохой.
— Ладно, какой он там мужик, пусть его жену беспокоит, — пошло отреагировал я, — а эту емкость следует открывать как? Я не умею.
Стелла лихо распечатала игрушечную бутылочку рома и плеснула небольшие, но заметные порции нам в кружки с чаем.
— И кто мы с тобой теперь, — спросила она, склонив голову и обхватив руками свои голые коленки, — Друзья, или все-таки любовники?
Голова перестала болеть, я подошел к окну и молча уставился на черное небо. Было новолунье, и на меня вдруг накатило философско-романтическое настроение. Хорошо виден Юпитер, звезды… бесконечность Вселенной… реально ощутимо чувство ничтожности перед громадностью космоса. Мы малы и слабы в этом мире. От нас не зависит ровным счетом ничего, и значим мы не более чем плесень на гниющем дерьме. Мы — коллективное ничто, и по большому счету ни на что не действуем и ничего не определяем, и это точнейшее приближение к истине. Разве что можем уничтожить жизнь на своей маленькой уникальной планете. Такие мысли еще долго клубились бы у меня в голове, если б не Стелла:
— Кем бы ты хотел быть, а?.. — снова спросила она, так и не дождавшись ответа на свой предыдущий вопрос.
Я, продолжая смотреть на небо, мечтательно ответил:
— В детстве хотел быть космонавтом, потом — астрономом, а еще потом — геологом…
— Вот зараза… Ладно, проехали. Погоди, ты же помнишь разные суеверия про всяких там городских демонов, что питаются чужими душами? Вернее — чужим сознанием? Слышал, да?
— Ну-у-у… — неопределенно протянул я, поскольку не только слышал, но и верил. — А с чего ты вдруг такое вспомнила?
— С того. Какой толк рассказывать, если все равно никогда не удается описать словами…
— Давай-давай. Раз сама начала, придется тему продолжить. Опиши словами, ты умеешь, я знаю.