Куколка

– Ну вот, начинается самое интересное! Самый что ни на есть экшн! – проговорила она, дрожа от охватившего её при этом лёгкого возбуждения и вскидывая глаза на вялого, обмякшего, бледного, как мертвец, Дениса, казалось, уже почти не чувствовавшего, как его режут по живому, и лишь слегка кривившегося и тихо стонавшего. Но Лизу это, по-видимому, не смущало, и она с увлечением, с жаром говорила, обращаясь к нему, как будто он слышал и понимал её: – Всё, что было до этого, это так, пустяки, разминка. Если ты думал, что это была настоящая боль, то ты сильно заблуждался. И сейчас это заблуждение будет рассеяно. Потому что только теперь начнётся настоящая, чистая, беспредельная и безбрежная боль, какая может быть, наверно, лишь в аду. В самом пекле! И, прежде чем сдохнуть, ты, как я уже обещала тебе, переживёшь свой ад. Здесь, на земле… А сделает это… кто бы ты думал? Вот этот очаровательный серенький мышонок! – она подняла и чуть встряхнула банку, в которой был заключён грызун, по-прежнему безуспешно пытавшийся выкарабкаться из своей прозрачной темницы. – Вот эта милая крошка. Которая заберётся в твои кишки и начнёт грызть их своими маленькими острыми зубками. И вот тогда ты действительно невзвидешь света и станешь, визжа и захлёбываясь, умолять о смерти, как о величайшей милости. И только в моей власти будет решить, даровать ли тебе эту милость или заставить в корчах издыхать тут полночи…

Всё более горячая, эмоциональная речь понемногу распалявшейся – и от собственных слов, и в предвкушении того, что должно было произойти, – девицы была прервана автомобильным сигналом, донёсшимся извне.

Трубный глас, раздавшийся с неба, не смог бы, наверное, произвести на присутствующих более потрясающего впечатления, чем этот негромкий, короткий сигнал. Только Денис остался, как и прежде, безразличен и безгласен; он, похоже, не уловил долетевшего снаружи звука. Лиза же и её подельники замерли, будто поражённые громом, и на несколько секунд застыли, точно окаменев. Лишь немного спустя Лиза, опомнившаяся первой, выговорила дрожащим, запинающимся голосом:

– Эт-то ещё что?

Ей никто не ответил. Братья пребывали в не меньшем недоумении, чем она. Особенно ошеломлён и растерян был Валера, всем своим видом – лицо его вытянулось, глаза были выпучены, а рот чуть приоткрыт – выказывавший крайнее изумление и оторопь. Толян, как обычно, сохранял внешнее спокойствие, однако и его маленькие невыразительные глазки, почти всегда прищуренные и будто сонные, беспокойно бегали и угрюмо посверкивали, а желваки на квадратных челюстях ходили ходуном под тёмной, словно дублёной, кожей.

Никто не двигался с места и не произносил ни слова. Все трое как будто надеялись, что им послышалось, что никакого сигнала на самом деле не было и через минуту-другую, окончательно удостоверившись в этом, они вздохнут с облегчением, посмеются своему беспричинному испугу и продолжат заниматься своим увлекательным делом, от которого так неожиданно были отвлечены.

Но сигнал повторился. Более протяжный и настойчивый. И теперь уж в его реальности трудно было сомневаться. Тем более что на этот раз сразу вслед за ним раздался злобный хриплый лай пса, очевидно разбуженного в своей будке нежданными ночными гостями.

Лиза сделала резкое нервное движение, обменялась с Толяном многозначительным тревожным взглядом и отрывисто велела Валере:

– Иди погляди, кто там.

Тот молча кивнул и, по-прежнему неся на лице удивлённо-оторопелое выражение, двинулся к выходу.

– Смотри, поосторожнее там, – бросила ему вслед сестра.

Валера опять безмолвно качнул головой и исчез за дверью.

В сарае после его ухода воцарилась напряжённая тишина, нарушавшаяся лишь беспрерывным захлёбывающимся лаем собаки и чуть слышными стонами полубесчувственного Дениса. Но Лиза и Толян не обращали на него никакого внимания, точно забыли о нём. Нежданная, негаданная забота, как снег на голову, обрушилась на них, грозя превратиться в серьёзную проблему, а возможно, в самую настоящую беду. Именно так воспринимала случившееся Лиза, не скрывавшая овладевшего ею беспокойства, бледневшая всё больше и не сводившая блестящих встревоженных глаз с брата, как и прежде, пытавшегося казаться уравновешенным и хладнокровным, но против воли чувствовавшего, как и в его твёрдое, бестрепетное, мало чего на свете боявшееся сердце ядовитой змеёй вползает страх.

– Кто же это может быть? – вопрошала Лиза и напарника, и саму себя, морща лоб и хмуря брови. – Кто?.. К нам же так давно никто не ходит и не ездит. Уже много лет… Все, кажется, уже забыли о нас. И знать не знают, что мы живём здесь…

Толян молчал. Набычившись, плотно сцепив зубы, не шевелясь. Будто погрузившись в глубокую задумчивость.

– Я знала… я чуяла это, – упавшим, по-прежнему подрагивавшим голосом прошептала девушка мгновение погодя, горестно покачивая головой и заламывая руки. – Мои сны никогда не обманывают меня… Я ждала беды. Вот она и пришла… Что же делать, братан? Что делать?..

Братан, очевидно, не знал, что делать. Он лишь чуть пожимал плечами и переминался с ноги на ногу.