Куколка

Лиза тем временем, дрожащая и белая как стена, выбралась из автомобиля и, придерживаясь за неё рукой (в другой руке она держала пачку сигарет и зажигалку, которые, вероятно, нашла в машине), как если бы силы оставили её, сделала несколько неверных шагов вперёд, туда, где стоял Валера, склонив голову и внимательно разглядывая что-то лежавшее на земле, у его ног. Это был лейтенант, верхняя часть туловища которого виднелась из-под бампера. Он был ещё жив. Глаза его были полуоткрыты, подёрнутые тонкой мутной плёнкой, придававшей взгляду отстранённое, потустороннее выражение. На землистом, осунувшемся лице уже лежала тень смерти. Из проломленной груди вырывалось сдавленное, с присвистом дыхание. Очевидно, ему оставалось жить несколько минут, не больше.

Лиза остановилась возле него и устремила в его стремительно меркнувшие, стекленевшие глаза, неотрывный, пронизывающий взгляд которых внушал ей совсем недавно такой страх, высокомерно-уничижительный, сверкавший злобным торжеством взор. Её серые, как пепел, губы презрительно скривились.

– Ну что, мент поганый, взял меня, да? – прошипела она, оскалив зубы, и, не удержавшись, смачно плюнула в бескровное, анемичное лицо умирающего. – Выкуси, гадёныш! Не родился ещё тот мусор, который сможет взять меня. Руки у вас, мразей, коротки! Выследить-то выследили вы нас… уж не знаю как… но большего вам не видать… не видать никогда… Понял ты, урод?! – взвизгнула она, захлебнувшись от ярости и вся заколотившись от лютой, бешеной ненависти.

На лице лейтенанта не отразилось никаких чувств. По-видимому, он уже не слышал её и, возможно, не видел, хотя его глаза по-прежнему были обращены на неё. Его синеватые губы чуть-чуть шелохнулись. Ей показалось на мгновение, будто он хочет сказать ей что-то напоследок. Но вместо этого внутри у него что-то булькнуло, захлюпало, и изо рта хлынула густая чёрная кровь. Голова его запрокинулась, помутившиеся зрачки закатились вверх и стали почти не видны, уступив место белкам. Тело забилось в агонии.

Это зрелище вывело Валеру из владевшего им тупого оцепенения. Очнувшись, он стремглав кинулся в сарай и, спустя мгновение выскочив оттуда с топором в руках, принялся, урча от удовольствия, отделять голову полицейского от туловища. Послышалось тошнотворное чавканье, хруст ломаемых костей, кровь брызнула во все стороны и заструилась по земле ручьём, постепенно впитываемая ею. Мёртвое тело слегка колыхалось в такт ударам, уже не чувствуя боли, а просто пассивно реагируя на грубое внешнее воздействие.

Закончив, Валера, отдуваясь и отерев пот со лба, как после тяжёлой работы, выпрямился, держа в левой руке отрубленную голову и пристально, не отрываясь, как заворожённый, глядя на неё широко раскрытыми горящими глазами, как ребёнок смотрит на раздавленного им дождевого червя. Даже стоявшая рядом Лиза не выдержала долго этой жутковатой картины и, взглянув раз-другой на обезображенные, страшно искажённые, запятнанные кровью черты лейтенанта и особенно его затмившиеся, покрытые смертной мглой глаза, опять по какой-то странной случайности как будто покосившиеся на неё, невольно отвернулась.

В этот момент к ним приблизился Толян с окровавленным ножом в руке и автоматом на плече. Скользнув равнодушным взглядом по мёртвой голове, которой, пуская слюни от восторга, продолжал любоваться Валера, он обратился к Лизе:

– Ну что ж, сеструха, респект тебе! Молодчина! Сделала всё идеально. Продумала до мелочей. Только ты так умеешь.

Лиза устало отмахнулась.

– Какое там «продумала»? – передразнила она. – Я чуть не обосралась от страха. Особенно когда он спросил, чья машина и потребовал документы. Решила, что всё, пиздец нам!

– А по итогу пиздец оказался им, – мрачно усмехнулся Толян, помахав своим заляпанным свежей кровью ножом. – Я, как видишь, тоже маху не дал. Сориентировался мгновенно. Тот щегол даже пикнуть не успел. И «калаш» ему, сердешному, не помог, – прибавил он, похлопав рукой по снятому с убитого полицейского оружию.

В этот миг Валера, видимо вдоволь насладившись очаровавшим его зрелищем, испустил протяжный удовлетворённый рык и, раззявив рот в счастливой улыбке, отшвырнул от себя мёртвую голову, поддав её, будто мяч, ногой. Та отлетела в сторону и, приземлившись, с глухим стуком прокатилась пару метров, чуть подскакивая и понемногу замедляясь.

Все трое проводили её продолжительными взглядами. А затем, точно движимые одной и той же мыслью, перевели их на тело, от которого она была отделена. Повисло долгое, томительное безмолвие. Все задумались. Лишь теперь, когда их возбуждение и боевой пыл стали постепенно угасать и смысл происшедшего начал открываться им во всей полноте, до всех троих, наверное, даже до малоумного Валеры, дошло наконец, что случилось только что, чем это грозит им, какие неизбежные и непредсказуемые последствия это может и будет иметь для них.