Однако у Дениса, по-видимому, были другие планы. Быстро очнувшись, но ещё не в силах подняться, он медленно стал отползать к двери, перебирая ногами и не спуская застылого, немигающего взгляда с двинувшегося с места и начавшего наступать на него Толяна. Правой рукой тот пытался прикрыть ужасающую рану на животе, чтобы не дать внутренностям вывалиться из него, а левой сжимал нож, только что извлечённый им из собственного нутра. Одно-единственное стремление пульсировало в его отуманенном мозгу, ясно читалось в понемногу гаснувшем взоре, отражалось на искажённом смертной мукой лице – в последнем яростном усилии всадить нож поглубже в этого ползущего по полу жалкого слизняка, так легко, будто играючи, сумевшего погубить сначала его брата, а затем и его самого. В самое сердце! И успеть заглянуть в меркнущие глаза этого гнусного пса. Умереть самому, раз уж так было ему суждено, но утащить за собой и своего убийцу. И не дать ему совершить самого жуткого, непоправимого – добраться до сестры! До его обожаемой, боготворимой Лизы, за которую он всегда без рассуждений готов был отдать свою жизнь. И вот сейчас такая возможность представилась ему.
Эта мысль, прощальной яркой вспышкой полыхнувшая в его голове, как будто придала ему сил, и он сделал несколько шагов вперёд и приблизился в Денису вплотную. Он уже занёс было нож, собираясь расправиться с самым ненавистным для него в этом мире существом. На его бескровных губах показалась злобная, мстительная ухмылка.
Но она растаяла так же внезапно, как и появилась. А поднятая было рука с ножом бессильно, против его воли упала и повисла вдоль тела, как плеть. Он почувствовал, будто что-то мешает ему, сковывает его движения, как остатки сил стремительно покидают его. И одновременно ощутил, как судорожно прижатая к распоротому животу рука наполнилась чем-то тёплым, мягким, скользким.
Он опустил глаза, и от увиденного глаза его затянуло мутной мглой. Он держал в руке свои кишки! Голубовато-красные, блестящие, осклизлые, напоминавшие гигантских червей. Потревоженные его телодвижениями, они через огромный надрез в брюшине вывалились из живота и, не встречая никаких препятствий, кроме его вялой дрожащей ладони, продолжали лезть наружу, вытягиваясь вниз и уже почти достигнув колен.
– Твою ж мать!.. – только и смог прохрипеть он.
В следующее мгновение свет в его глазах окончательно затмился и померк, колени подогнулись, и он, как подкошенный, с грохотом рухнул на пол лицом вниз. Некоторое время ещё раздавалось его прерывистое, постепенно стихавшее дыхание. Через минуту заглохшее. По телу пробежала слабая конвульсия, после чего оно вытянулось и замерло.
Денис какое-то время не отрываясь смотрел на это громадное, едва не раздавившее его при падении тело, будто не веря, что оно в самом деле мертво и больше не угрожает ему. Пока не убедился, что это действительно так: Толян испустил дух.
В тот же самый миг снаружи раздался оглушительный удар грома, от которого, казалось, содрогнулся весь старый дом. Денис же словно даже не услышал его. Он был точно не в себе. Зрачки его были расширены, глаза беспорядочно блуждали по комнате, руки шарили кругом, будто в поисках чего-то. Пока правая рука не наткнулась на нож, выпавший из разжавшегося Толянова кулака. И только вновь ощутив в своей ладони рукоятку оружия, так хорошо послужившего ему сегодня, он как будто немного успокоился и овладел собой. И тут же вспомнил, что со смертью Толяна ещё не всё кончено. Есть ещё кое-кто, с кем нужно поквитаться.
Он не без труда поднялся – после короткого возбуждения слабость и изнеможение снова дали себя знать – и, даже не взглянув больше на Толяна, будто мгновенно забыв о нём, поплёлся к двери. Вышел в тёмный коридор и, придерживаясь за стены, чтобы не споткнуться в густом мраке, направился к лестнице. Сквозь шум в ушах он пытался прислушиваться к окружающему. Но ничего не слышал, кроме периодически повторявшегося, то громче, то чуть глуше, грохотанья грома. В доме же царила тишина. Он будто вымер. Словно оцепенел в немом изумлении и ужасе от того, что здесь случилось за истекшие четверть часа.
Однако это мёртвое безмолвие не обманывало Дениса. Он знал, что это кажущееся, мнимое спокойствие. Что расслабляться и успокаиваться ему рано, так как остался ещё один, последний и, пожалуй, самый опасный, хитрый и безжалостный враг, главный заводила и виновник всего происшедшего. Опасный тем более, что он, как зверь на охоте, загнан в угол и ему нечего больше терять. А потому, достигнув лестницы и медленно спускаясь по ней, Денис прислушивался ещё напряжённее, озирался кругом хватким, примечающим любую мелочь взглядом и крепко сжимал в руке нож. Видимо, ещё не насытившийся кровью…