Куколка для монстра

– В общем, ты убила его, – просто сказал Эрик, – пристрелила как собаку. А заодно и свою несчастную подругу Асю, которую я упустил, как дурак. Но я ничего не мог поделать, я оказался не в ее вкусе. Да она и сама начала подозревать что-то неладное, что касалось вас обоих. Трудно было не заподозрить. Ты даже говорила, что Юлик Дамскер… Пардон, пардон, Юлий Моисеевич…

Что он готов бросить свою клячу и жениться на тебе! Она следила за вами, она думала, что вы поднялись в кабинет потрахаться, пока гости увлечены шведским столом и струнным оркестром… Дамскер был большим любителем классической музыки.

– И никто не слышал выстрелов? – вполне резонно спросила я.

– Струнный оркестр, «Венская кровь» Штрауса и звон бокалов. Никто…

– И что потом?

– Потом начинается самое интересное… Давай-ка выпьем по этому поводу.

– Давай, – от всего рассказанного у меня начала кружиться голова, самое время выставить уставшему мозгу двухсотграммовый стакан…

Эрик принес мне водки, и мы выпили не чокаясь.

– Словом, мы быстренько свалили со всеми бумажками и пистолетом, от греха подальше. А потом сидели с тобой до самого утра и разбирали их. Там было много чего интересного. Помимо материалов по корсчетам в швейцарских, английских и бельгийских банках, гора компромата на очень влиятельных людей, колоссальный материал, который, без всяких счетов, стоил не один миллион долларов, – Дамскер имел тенденцию подстраховываться… И ты решила воспользоваться всем этим. Сразу прыгнуть в дамки. Ни с кем не делиться. Только ты сама. Ну и я, твоя правая рука, твой мелкий альфонсик…

– Жиголо, – устало поправила я.

– Именно… Твой подонок-братец, который никогда тебя не продаст.

– Интересно, сколько же денег мне предложили за удачно проведенную операцию?

– Ты никогда не говорила об этом. Во всяком случае, это не идет ни в какое сравнение с суммами, которыми ты могла обладать.

– Значит, меня обуяла жадность?

– Не жадность, а стремление получить все и сразу. Поэтому-то ты и решила свалить из страны. А перед этим сделать пластическую операцию… Помимо всего прочего, засвеченную Анну Александрову легко могли обвинить в убийстве двух человек, наши доблестные органы не дремлют… Ты и меня в это втянула. Для начала мы легли на дно: что-что, а запутывать следы ты умеешь, я в этом убедился. Тусовались у каких-то престарелых идейных хиппи, которые в молодости пилили из-за тебя вены, а в старости готовы были за тебя умереть…

Так вот откуда я знаю о «занюханных хиппи», черт возьми, так вот почему это лезло мне в голову. Я с размаху ударилась затылком о лицо Эрика. Почему, почему я ничего не помню?..

– Потом ты нашла отличного пластического хирурга, который изменил твое прелестное личико. За риск он потребовал такие бабки, которых нам бы хватило до конца жизни, даже если бы мы каждый год выбирались на Ибицу… И ты заплатила. Ведь те миллионы, которые «могли очутиться в наших руках, того стоили, во всяком случае, именно так ты об этом говорила. Оставались новые документы на новое лицо, и в декабре, когда все это произошло, ты уехала как раз за тем, чтобы о них договориться… И пропала на два месяца. Бросила меня, подставила и бросила. И оставила одного. Я месяц просидел в этой норе безвылазно… И питался одной гречей… Я чуть не помешался. Я такого страху натерпелся… Я думал, что ты умерла… А мне придется расхлебывать твои делишки до конца дней…

– Не умерла, как видишь, – успокоила я Эрика. – А куда делись те бесценные бумаги, о которых ты говорил? Остались у кого-то из «занюханных хиппи»?

Эрик разжал руки и замер. Недоверчивое отчаяние Исказило черты его лица.

– Ты не знаешь?

– Понятия не имею.

– Ты… Ты с ума сошла…

– Слава Богу. Наконец-то ты сообразил.

– Ты решила меня кинуть? – дернув кадыком, медленно спросил Эрик, – Ты ведь большая мастерица по кидалову…

– Нет, – я крепко прижалась к Эрику, испугавшись также, как и он, – нет, ты можешь не волноваться. Я не могу потерять тебя. Ты – единственное, что у меня есть…

Это было правдой. Сейчас только Эрик связывал меня с реальной жизнью, какой бы жуткой она ни была. Только он может взять меня за окоченевшую руку и вывести из темноты, в которой я пребываю все это время.

– Ты тоже… Ты тоже – единственное, что у меня есть. Хотя ты и сломала всю мою жизнь.

Лицо его исказила гримаса отчаяния, восхищения и жалости – то ли ко мне, то ли к себе: Я почувствовала, как тело его мелко вибрирует. Он так крепко сжал меня в объятьях, что у меня хрустнули атрофировавшиеся за время болезни сонные кости.

– Полегче, полегче, Эрик, – прошептала я ему. – Не забывай, откуда ты меня выудил…

– Да… Прости меня, пожалуйста… Я буду предельно нежен.

– Нежен?..

Интересно, тот человек, от которого я ждала ребенка, был ли он предельно нежен со мной? Эрик должен знать, ведь он всегда был рядом…

– Эрик, скажи мне, как звали человека, которого я любила?